А Кобринский: Плачущий осел

В слесарной мастерской пыль, хлам, куски ржавеющего железа пространство, расколотое хриплым голосом диктора. Ивритом, рвущимся из небольшого замызганного ящика, который когда-то, в былые времена, был похож на радио. Волшебная паутина колеблется вокруг этой коробки. Кажется струнами, к которым прикасаются пальцы музыканта. Мне нужно просверлить несколько отверстий в тавровой балке. Она лежит в углу возле ножниц для резки жести. Поднимаю балку за конец, на котором нет заусенцев. Вижу дохлую мышь.

2

Ася появилась в моей комнате в слезах. Всхлипывая сказала: ?Тоска! Поедает меня тоска. Ну, что я совершила полезного, нужного людям? Что за моей спиной? Пустота! И детей у меня нет! Нет никакого смысла в том, что живу. Никакой пользы?.

Ее горе было настолько искренним, заплаканные глаза светились такой чистотой, что вызвали во мне ощущение виновности. От отсутствия детей страдали в одинаковой степени мы оба. Три года Ася надеялась - ждала беременности, но время обмануло наши ожидания. Мы зачастили к врачам. Одна фаллопиева труба у Аси была удалена еще в молодости. Рентген показал непроходимость второй. Проблемы не обошли и меня. Просмотрев анализы, врач выразился так: ?Море без рыбы?. То ли протоки заросли, то ли какие-то другие причины - в общем надо делать сложную операцию. В Израиле не делают. На Америку денег нет. Теперь я понимаю нашумевшего грабителя-мотоциклиста, нападавшего на банки. Наверно и перед ним стояла такая же проблема.

Переворот в России продолжается. Чем кончится неизвестно - демократией или фашизмом? Время поставило и перед личностью и перед обществом одинаковую задачу. Вместо?пролетарии всех стран объединяйтесь?, гамлетовское - ?быть или не быть!?

Мой сосед по дому, эмреповец, пророчествовал: ?Русскому народу наплевать на то, кто у власти. Ему нужны зрелища и прилавки, полные жратвы. Я это точно знаю. Сам когда-то служил в войсках по усмирению забастовщиков и мятежников. Вызовут самого ершистого на допрос, отобьют печень - вот и вся забастовка. На следующий день он сам на работу приползет, без печени. Муссолини тоже был диктатором. А страну свою по всем показателям поднял на высокий уровень?. Я смотрел на этого эмреповца и думал: ?Вот передо мной яркий тип еврея, бежавшего из России не от фашизма, а от демократии!? 3

Вчера целый день думал о России. О том, что до недавнего времени три фактора определяли характер русского человека сентиментальность, жестокость и страх перед властями. Воспоминания возвратили меня в хрущевские времена, в квартиру - коммунальную, обшарпанную, с гнилыми перекошенными рамами и со стеклами, полопавшимися, по-видимому, еще в 42 году от бомбежек. Стекло решил заменить. Чтобы дешевле - силами своими. Снял размеры и отправился на базар. В стекольной мастерской пахло винным перегаром. Русоволосый стекольщик, пьяно покачиваясь, слушал старинную русскую песню. ?Иисусе, прелесть-то какая!? - истово перекрестившись, повернул регулятор громкости радиоприемника до отказа. Дослушав песню до конца, вытер кулаками слезы. ?Не смей работать при такой песне, - обратился ко второму стекольщику и, сплюнув, добавил, - нет у вас, у жидов сердца!? Второй - шустрый, небольшого роста старик, вздрогнул от его слов. Заработал еще усерднее, но стекло испуганно треснуло под его скрючившимися пальцами. Выпрямившись, отвернулся от обидчика, глядя куда-то в сторону в бездну за пределами мастерской. ?Собирай шмотки и мотай в свой Израиль. Здесь тебе делать нечего!? - сказал светловолосый. В это мгновение в мастерскую вбежал спившийся ханыга. ?Шухер.Воронок отрезвительный прикатил. Менты во все дырки заглядывают. И твою забегаловку не обойдут. Пьянь по всему базару отлавливают?,- прохрипел ханыга. Светловолосый спрятал бутылку за пакет прислоненного к стене стекла. ?Через полчаса вернусь!? предупредил с угрозой и трусливой пьяной походкой вывалился из мастерской... 4

Мы ехали работать по вызову. Ами прихватил по дороге двух молодых ортодоксов...Я с утра не ел. Развязав рюкзачок, вытащил еду. Поглядывая на встречный и тут же уплывающий пейзаж, приступил к завтраку. ?Почему не благодаришь Бога за насущное?? - спросил старший. Я обратил внимание на их лица - скорее восковые, чем бледные, они смотрелись абрисно на темном фоне внутренней обивки машины. ?От постоянного чтения Торы? - подумал я. Старший назидательно продолжал: ?Если возле тебя, утопающего и взывающего о помощи, окажется опытный пловец и вытащит он тебя на берег и, выдавив из твоих легких воду, вернет к жизни; разве ты, очнувшийся, не выразишь ему свою признательность и благодарность?? Я с трудом проглотил, застрявший в горле, кусок недожеванного яблока. ?На земле каждый день тысячи утонувших и тысячи спасенных. Он там не для того, - я поднял указательный палец вверх, - чтобы выслушивать их голоса и отвечать на них вслух. Молча раздает Он, кому - беду, кому - счастье, кому - смерть, кому - спасение. И от нас он ждет не бормотания, а молчаливого устремления. Молиться можно по разному. Скорее бессловесная молитва коснется слуха Его, чем заученная до дыр и произнесенная. В молчании растворена Его великая сущность. Прислушайся!? - сказал я, понизив голос до шепота. Попытка старшего найти контрдоводы отразилась открыто и выразительно. Уши оттопырились еще больше и стали похожими на плавники. Лицо на голову рыбы, выброшенную прибоем на берег и уснувшую от кислородного голодания. Рот приоткрылся. Глаза выпучились.