Наталья Копсова - Русская жена

- Да не бери себе в голову. Все будет хорошо.

- И не сомневаюсь. Она совсем молодая и красивая женщина.

- Слушай, Оль! Могла бы ты попросить Гунара перевести для меня одну страничку текста с английского на норвежский. Знаешь ведь сама, в Норвегии не принято просить об одолжениях, а мне очень срочно надо.

- Давай свою бумаженцию и ни о чем больше не волнуйся. Чего хочу сказать: я же на танцы теперь хожу, на латиноамериканские. Обожаю всякие танги и фламенки. Вчера были на первом уроке. Танцевали в паре с Гунаром. Он тоже записался, хотя танцы, особенно такие, просто ненавидит. Ха-ха-ха. Пусть потанцует - ревнует, значит любит. Ой, пока не забыла! Выручи, а?! Купи браслет кубачинский за 400 крон. Посмотри узор какой дивный, точь-в-точь как на твоем колечке. Мне деньги дозарезу нужны, а от моего жмота разве дождешься. Сама знаешь... А норвежцы эти дикие о кубачинской работе не слыхали, могут и не купить. Но ты-то ведь знаешь, что вещь стоящая.

Ольга стряхнула пепел в сад, слезла с подоконника и сняла с руки широкий серебряный браслет, действительно очень красивый. Я прикинула, что в Москве сейчас смогла бы его купить примерно долларов за 15 и, вздохнув, достала деньги.

- Это что же за журнальчик такой ты почитываешь? И о чем же статеечка? - Оленька начала листать валявшийся на кухонной табуретке журнал.

- Английский "Космополитан". Жизнь Марии Склодовской-Кюри.

- Ой, смотри, какой красавчик и в такой позе... Обхохотаться просто. Это о чем?

- "Сорок способов удовлетворить мужа".

- Переводи!.. Да, это вещь, обязательно попробую. - Она прямо начала помирать со смеху. - А вот про икру у них наверняка нет!

В дверь кухни постучали. На пороге стоял Гунар-Хельвиг.

- Отлично играет Игорь в шахматы. У такого не выиграть.

Он сурово покосился на фотографию обнаженного мужчины с сидящей на нем женщиной в журнале на моих коленях.

- Вот и сыграл бы с ним еще. Потренировался бы... Что там дальше, читай!

Но следом за Гунаром в кухню вполз кряхтящий Боренька, волоча разодранные подарки другим нашим знакомым к их новоселью. Донесся донельзя восторженный визг Сережи и Маши.

- Одевайтесь и марш в садик. Погода хорошая!

Оленька ненадолго отвлеклась, но потом опять потребовала продолжения наших чтений. Я объяснила, что хотела бы накрыть сладкий стол и сварить кофе. Мужчины уже заканчивали очередную партию в шахматы. "Космополитан" отдала ей с собой.

Конечно же, к сладкому столу первыми бросились вернувшиеся с прогулки малыши. Они рассказали, что играли в пиратов на открытой веранде. Я выглянула в окно. Вся веранда была разукрашена черепами, костями и еще какими-то кривыми рожами с одним глазом. "Будет мне от домовладелицы "на орехи", если это не отмоется", - мелькнула грустная мысль в голове.

Мы, взрослые, чинно расселись.

- Игорек! - решила разогнать скучноватую обстановку игривая Ольга. - Ты ж коренной волжанин! Я знаю, что ты хорошо поешь, не отпирайся. Давай про Волгу на два голоса!

Она была неотразима с ее очаровательно молящей гримаской, и они запели про хлеба и снега на высоких волжских берегах. У Игоря от природы был поставлен раздольный баритон, а Ольга вторила ему страстным контральто. "Прямо радио! Браво-браво!" - захлопала я с бешеным энтузиазмом, предвкушая отличную хохму. "О, Волга - колыбель моя, любил ли кто тебя, как я?!" - как на сцене декламировал супруг стихи Некрасова, потом опять запел. После "Стеньки Разина" последовала песнь о "Кудеяре-разбойнике" и, с особым чувством, припев: "Господу Богу помолимся, будем ему мы служить..."

Оленька между приступами смеха уже едва-едва могла переводить слова для Гунара-Хельвига. "Как люблю вас всех!" - закричала она, прямо рыдая от хохота.

Доев кусок торта, Гунар, к некоторому моему изумлению, заявил, что очень устал после тяжелого трудового дня в лесу и особенно тряски в тракторе и хотел бы поспать. Я, как ошалелый зомби, собралась перестилать белье в Сережиной спальне, но муж позвал меня обратно. Ольга и Гунар уже заканчивали выяснять отношения. Ольга заявляла, что в России так не принято: поел и спать захотел. В России принято за столом общаться, и только у дикарей засыпают прямо во время застолий. На что Гунар отпарировал, что она, по его мнению, просто Норвегию не любит. "Что, Родину не любишь?" - захохотала я и осеклась, увидев две блестящие слезки в ее очаровательных глазках.

- Я тебе буду звонить, - буркнула Оленька и, схватив плащ, побежала прочь из нашего дома. Гунар-Хельвиг очень извинялся, объясняя, что действительно страшно устает в лесу. Что надо быстро дорубить местную лесосеку и уезжать в Бускеруд (область Норвегии), где ураганом повалено много деревьев. Игорь с виноватой улыбкой на ломаном норвежском очень извинялся за нашу непонятливость. Я переживала свою вину почти с отчаянием, но никак не могла объяснить себе, что сделала неправильно и где ошиблась. А из душевой, где тем временем мылся супруг, еще долго доносились песни про цыганок, разбойников, любушек-зазнобушек и удальцов-молодцов. Глава пятая