Максим Горький - Том 12. Пьесы 1908-1915

Богомолов. Что ты? Друг мой, — что ты…

Ольга. Уйди прочь!

Богомолов. Неужели ты думаешь, что я хотел оскорбить тебя? Пойми, что это невозможно. Я столько пережил с тобой хорошего, я так благодарен тебе за это, и — ведь я тебя люблю! За что ты сердишься? (С улыбкой.) Это я должен сердиться, — ведь ты изменила мне, если это не выдумка!

Ольга. Нет! Это правда! (В отчаянии.) Боже мой, я ничего не понимаю!

Богомолов. Ну, хорошо, это правда, ты изменила мне, коварная женщина.

Ольга. Как ты можешь шутить, как ты смеешь?

Богомолов. Успокойся, Ольга, не кричи… В чём дело?

Ольга. Но — разве это не оскорбляет тебя?

Богомолов. Не будем говорить обо мне… (Под[ошёл], положил руку на плечо ей.) Ольга, — ведь это не серьёзно, да? Ведь если бы ты полюбила кого-то… ты вела бы себя иначе? не так ли? Забудем же об этом, Ольга, если это ошибка…

Ольга. А если это моя месть тебе?

Богомолов. За что?

Ольга. За то, что ты далеко от меня…

Богомолов. И ты решила уйти ещё дальше? Нет, — я думаю — это не так. Я ведь знаю — ты меня любишь, я это чувствую.

Ольга. Как трудно с тобой! Ты точно издеваешься.

Богомолов. Ольга, я понимаю, что быть красивой женщиной — это иногда большое несчастие. Она — сокровище, отовсюду к ней тянутся завистливые, жадные и часто грязные руки, все хотят обладать ею… я понимаю, как легко потерять себя в этой ядовитой атмосфере вожделений.

Ольга (в тоске) . Кто говорит со мной? Человек, имеющий право любить меня, умная книга или какая-то непонятная мне идея? Я с ума сойду!

Богомолов. Послушай же, дитя моё! Ведь я не виню тебя ни в чём…

Ольга. Обвини! Оскорби!

Богомолов. Не будем говорить глупостей… Ты ошибаешься, думая, что я не страдаю. Нет, по-своему — я оскорблён, — не тобой, а — пошлостью события, прости меня — случилось пошлое. Это не страшно, но мучительно, именно потому, что пошло…

Ольга. О, боже мой…

Богомолов. Ты знаешь — я люблю любить, люблю самое чувство любви и умею любоваться им, — ты это знаешь. Помнишь?

Ольга. Да. Это было…

Богомолов. Это всегда со мной. На всю жизнь женщина — ты — останешься для меня владычицей мира, существом, от которого все племена и народы, силой, побеждающей смерть и уничтожение. Тебя ради возникло на земле всё прекрасное, от тебя вся поэзия жизни, всё для тебя — преступления и подвиги, — всё! Любовью к тебе насыщена жизнь, и пусть теперь формы любви несовершенны, грубы, но — настанет время, когда это лучшее чувство наше насытится религиозным сознанием и мы будем любить, обожая друг друга…

Ольга (сквозь зубы) . Проклятый сказочник…

Богомолов. Если на земле возможно счастье, оно настанет тогда, когда мы поймём величие женщины.

Ольга. Живёт в тебе какой-то тихий дьявол… Я не знаю — можно верить твоим словам?

Богомолов. Надо верить, Ольга! Из всех иллюзий жизни вера самая лучшая.

Ольга. Всегда, за всем, что ты говоришь, я чувствую глубоко скрытую иронию. Во что ты веришь?

Богомолов. В тебя. Верь и ты в своё назначение — одарять мир любовью, лаской, счастьем… Что есть лучше этого? Что?

Ольга. Я не знаю.

Богомолов. Мы все очень бедные люди, друг мой, и нам необходимо делиться друг с другом всем, что мы имеем… (Обнимает её.) Ну, ты успокоилась немножко?

Ольга. Да. Ты заговорил меня… Ты точно с ребёнком говоришь со мной.

Богомолов. Я тебя люблю…

Ольга. Я чувствую, что тебе жалко меня… О, господи! Где же любовь?

Богомолов. Перестань!

Ольга. Почему, почему ты не спросишь, зачем я сделала это?

Богомолов. Если хочешь — скажи.

Ольга. А тебе — безразлично?

Богомолов. Не могу же я просить тебя — покайся!

Ольга. Если б ты любил…

Богомолов. Ну, хорошо, — я сам стану рассказывать о тебе. Ты хотела попробовать, не разбудит ли любовник страсть мужа, да?

Ольга. Если бы так?

Богомолов. Ну, — тогда это поступок отчаяния, который вызван моей небрежностью к тебе.

Ольга. Знаешь — ты… тебя все считают наивным человеком…

Богомолов. Проще говоря — дураком. Милая, давай прекратим это… Ведь ты не Верочка, которая так любит психологические разговоры…