Леонид Костомаров - Земля и Небо (Часть 1)

Воронцов все видел, судорога сжала горло, перехватив дыхание, немо открытый рот беззвучно закричал. Длилось это секунды, и уже в следующий миг его бросило страшной энергией к упавшему ворону.

Оцепенение, что было у Квазимоды, так же поразило всю колонну. Его же безрассудный рывок из строя грозно колыхнул ее в разные стороны, и она содрогнулась, вскрикнула разом: "Ваську... Ваську убили!" И напряглась, словно змея перед броском...

Воронцов бежал вдоль нее к черному пятну на поле, и было оно так далеко. Орут что-то прапорщики и солдаты, он не слышит. Кто-то ловко подставляет Бате ногу, и яростный Квазимода распластался на траве, когда хотел вскочить, свои же зэки, спасая его, умело заломили руки, вбили лицом в землю.

Он рычит зверем, роет ногами поле, но держат крепко, да наседают еще, зная силищу Бати. Он сдался, ослепленный бешенством, и затих.

Лейтенант вовремя замечает, что зэки сами скрутили Воронцова, и потому отбил вверх ствол автомата у солдата, готового от страха полоснуть по вздыбленной середине колонны.

Батя ничего не слышит, хрипит и грызет землю... И особо страшно его лицо...

ВОЛЯ. СОЛДАТ ХОМЯК

Ну конечно, я один виноват! Я, между прочим, нахожусь при исполнении служебных обязанностей, и никто меня от них не освобождал. До дембеля 67 дней, и все сопли про ворон мне, честно говоря, по фигу, потому что главное -- спокойно, тихо отслужить и уехать домой -- и забыть долбаную Зону, зэков этих и все их проделки. Так вот, можно было повременить и пристрелить эту ворону при более удобном случае... Но кто, слушайте, застрахован от ошибок?! То-то. Я получил приказ от лейтенанта Куницына, и колупайте мозги ему, а не мне. Мне до дембеля 67 дней. А вот нам недавно на инструктаже случай рассказали, как колонна рассыпалась и зэчьё напало на конвой, сколько ребят положили. Что, этого ждать? А им, между прочим, любой повод нужен... Вот этот, со шрамом, он же побежал на конвой, это факт. Это бы подтолкнуло и других рассыпаться, и тогда что? А то, что пришлось бы стрелять по выбежавшим, а потом и по всей колонне, она же в неуправляемую массу превращается, когда побег. Вот что, друзья, происходит из-за какой-нибудь вороны. Потому стрелять надо беспощадно, во избежание инцидентов. Я, между прочим, старший сержант, и на мне, хоть и 67 дней осталось, по-прежнему висит ответственность за все, что здесь происходит, и за первогодков, которых они заточками враз зарежут, если что случится. Это же надо понимать, а не стонать тут -- "ворона, ворона"... Ну и ворона, мало ли их. Гуманисты...

ВОЛЯ. ВОРОНЦОВ

Я жру песок, он скрипит на зубах, и хочется завыть. Но только рычу от бессилия. Выгляжу, наверное, страшно -- с пеной на губах, с кровавым своим рубцом. Ничего, пусть любуются, до чего ж человека своим жестокосердием довели... Что-то блеют (он начал слышать)...

-- Кваз, в натуре, ты чё делаешь-то?! -- кричит кто-то в ухо, затягивая мою руку все выше к голове. -- Жить надоело -- беги. Ну так в одиночку же, не из колонны!

-- Всех постреляют, Батя, за твою дурь... -- орет Гоги примирительно, без злости, но -- осуждающе.

Тут стыдно, конечно, стало, ё-моё, самого порешат сейчас и рядом всех... Вот как, Васька... Жалко тебя, но ведь людей тоже, убийство их -это слишком. А я-то... не сдержался... Сколько себя кляну: держись, держись -- ничего не помогло...

Сажают всех. Лейтенантик кобуру солдатику незаметно отдает (чтобы не отняли оружие) -- мне снизу хорошо видно -- и в строй, ко мне. Браслеты мне нацепляет. Приехали...

Меня поднимают, ведут в последнюю шеренгу, я топаю машинально, а там опять перестаю слышать -- вспомнив о Ваське. Трогаемся... Лай собачий я только слышу, потом вижу позади себя солдата, едва удерживающего овчарку. Она хрипло лает, оглядывается на картофельное поле.

ВОЛЯ. ОВЧАРКА КУЧУМ

Там, в поле, лежит эта мерзкая птица. В мою службу это не входит, но я бы с удовольствием разодрал все это племя, просто так -- чтоб не каркали... Мне поручено охранять моих хозяев от плохих людей, и я это выполняю на совесть. Дадут приказ -- призвать к порядку ворон, я лично с удовольствием разберусь с ними. Эти сволочи всегда норовят собак подразнить: вы, мол, бегаете, а мы -- летаем. Превосходство свое показать. Зря я не летаю, у меня бы тихо на небе стало, никто бы не каркнул... А эту черную правильно пристрелили, я ее давно приметил, надменная птица, своенравная. Летала над плохими людьми как у себя дома, а это не положено по уставу. Жаль только, не дали мне ее потрепать, вдруг она там еще живая? Я и нервничал, все бежал и оглядывался, чуял я ее, и казалось, трепыхается она там.