Нинкавыпилаи кивнула.
-- Две с половиной справа!
Отто встал, подошел к юбиляру, нашептал что-то тому наухо, взглядом указывая наНинку, юбиляр поманил склониться тамаду.
-- Нааукцион выставляется, -- провозгласил последний, когдавыпрямился, -любовницаюбиляра, -- и, повернувшись к Нинке, сделал жест шпрехшталмейстера. -- Прошу!
Нинкавздернулаголову и, принцесса-принцессою, зашагалак перекладине буквы П.
-- Блюдо! -- крикнул крутой-молодой и утолил недоумение возникшего метрдотеля: -- Блюдо под даму!
Очистили место, появилось большое фарфоровое блюдо, Нинка, подсаженная, взлетела, сталав его центр. Кто-то подскочил, принялся обкладывать обвод зеленью, редиской. Какая откуда, высунулись мордочки любопытных подавальщиц.
-- Стартовая цена, -- провозгласил аукционер, -- три тысячи долларов.
Возниклапауза.
-- Раздеть бы, посмотреть товарю -- хихикнув, высказал пожелание толстенький-лысенький.
Господи! Как Нинкабыланадменна!
Крутой-молодой встал, подошел к толстому-лысому, глянул, словно загрудки взял:
-- Обойдемся без хамства.
-- Дая чего? -- испугался тот. -- Я так, пошутил.
Инцидент слегкаотрезвил компанию, и вот-вот, казалось, сомнительная затея рухнет. В сущности, именно молодой мог ее прекратить, но он спокойно вернулся наместо и не менее спокойно произнес:
-- Пятью
Сноваповислатишина. Девочки-подавальщицы зашлись в немом восторге, словно смотрели ЫРабыню Изауруы, даже аукционер не долбил свое: пять -- раз, пять -дваю
Отто холодно, оценивающе глянул намолодого и, подняв двапальца, набил цену:
-- Семь!
-- Десять, -- мгновенно, как в пинг-понге, парировал тот.
-- Пятнадцать! -- выкрикнул толстенький-лысенький: идея осмотреть товар, кажется, им овладела.
-- Двадцать! -- молодой тем более не сдавался.
-- Двадцать -- раз, -- пришел в себя аукционер. -- Двадцать -- два! Двадцатью -- и занес молоток над кастрюлею.
-- Тватцать пять, -- вступил Отто, еще раз рассчитав, что цену его, пожалуй, платежеспособно перебьют -- и точно:
-- Тридцать!
Однаиз подавальщиц глотнулавоздух от изумления. Молоток ударил в кастрюльное дно.
-- Проданою
Нинкасобралась было спрыгнуть, но Отто остановил жестом, вставанием:
-- Теньги!
Крутой-молодой извлек из внутреннего карманапачку, отсчитал двадесяткабумажек, которые спрятал назад, аостальные, подойдя, положил наблюдо к нинкиным ногам: поверх салата, поверх редиски. Вернулся наместо.
-- Ну-каживо! -- шуганул метрдотель подавальщиц. -- Чтоб я вас тутю
Нинкаскосилась вниз, назеленоватую пачку, перетянутую аптечной резинкою.
Отто взял нинкину сумочку, оставшуюся настуле, передал в ее сторону.
-- Перите, -- сказал и пояснил собравшимся: -- Косподин Карпов, -- кивок в сторону юбиляра, -- шертвует эту сумму наблаготворительность. А распоряшаться ею бутет бывшая его люповница.
Полуголый господин Карпов кивнул туповато-грустно: ему вдруг жаль показалось расстаться с такою своей любовницей.
Нинкаприсела, спряталаденьги в сумочку, спрыгнула, подхваченная мужскими руками, медленным шагом направилась к молодому и неожиданно для всех опустилась пред ним наколени, склонилаголову.
Молодой посмотрел наНинку, посмотрел насобравшихся, явно ожидающих красивого жестаи, кажется, именно поэтому жестане сделал: не поцеловал даме руку, не предложил подняться или что-нибудь в этом роде.
-- Неужто ж я столько стю? -- спросилаНинка.
-- Столько стю я! -- отрезал молодой, и светлый, прозрачный глаз его, подобный кусочку горного хрусталя, намгновенье сверкнул безумием.
-- И что вы намерены со мной делать?
-- Жить, -- ответил тот.
-- А если не подойду?
-- Перепродам.
-- Много потеряете, -- бросил реплику адвокат.
-- Тогдаубью, -- и снова -- безумный блеск.
Нинкакоротко глянуланахозяина, пытаясь понять: про убийство -- шуткаэто или правда? -- и решила, что, пожалуй, скорее правдаю
Не слишком ли все это было эффектно? Не чересчур? Передышкаво всяком случае необходима:
юптички, поющие нарассвете над кое-где запущенным до неприличия, кое-где -- до неприличия же зареставрированным Донским монастырем: именно отсюда, от ОтделаСношений или как он у них там? очень ранним рейсом отбывает в Иерусалим группапаломников; кто уже забрался внутрь, кто топчется покавозле -- автобуса; все сонные, зевающие: двое-трое цивильных функционеров старого склада, двое-трое -- нового; упругий, энергичный, явно с большим будущим тридцатилетний монах; несколько солидных иерархов; злобная, тощая церковная старостаиз глубинки; непонятно как оказавшаяся здесь интеллигентного видапарас очень болезненным ребенком лет тринадцати; вполне понятно как оказавшаяся здесь парасотрудников службы безопасности, принадлежность к которой невозможно как описать, так и скрыть и, наконец, разумеется, Нинка: сновав черном, как тогда, в лавре, только в другом черном, в изысканном, в дорогом, -- крестик лишь дешевенький, алюминиевый, которым играла, тоскуя, читая Евангелие, тогда: в недавнем -- незапамятном -- прошломю
Читать дальше