Евгений Козловский - Мы встретились в Раю

Потом сходил в ванную за халатом, бросил через комнату.

2.

Сцена, надо сознаться, получилась не Бог весть какая оригинальная, и открывать ею книгу казалось нехорошо. Да и сама фраза про .междугородный звонок годится разве что для начала эпизода, главки, а никак не всего романа. Но увы, Арсениева жизнь поводов для чего-нибудь покруче, поинтереснее - хоть разбейся! - не давала. Пробавляться чем есть? Жрать что дают? А может, копнуть из подсознательного, воображенного? Из снов? Тем более что герой как раз просыпается.

Арсений стал внимательно перебирать в памяти последние сновидения: позы женских тел, брызжущая сперма, очереди за мебелью, респектабельная езда в собственной машине (в машине - только во сне, только, увы, во сне!) - и во снах не отыскивалось ничего подходящего. Оставалось смириться или выдумывать что-то, сочинять.

Сочинять хотелось не очень. То есть, пожалуй, и хотелось, но не соответствовало первоначальной идее документального романа. Впрочем, если заложить подтекст, внутренний, что называется, смысл: дескать, чувствует Арсений, что жизнь его катится не так-то уж и гладко, как кажется, как мечтается, чтобы казалось; дескать, мстит ему подсознание за то, что загоняет он туда неприятные наблюдения и мысли, не делает из них действенных выводов, не позволяет им нарушать ровное почти благополучие собственной жизни, - если заложить подтекст, то почему бы и не разрешить себе и что-нибудь эдакое, на всю катушку, с КГБ, так сказать, и расстрельчиком? Чтобы и первая фраза была, и все как положено.

Долгое время коридор был пуст.

Это уже похоже на начало. Фраза литая, короткая, без оговорок, без всевозможных придаточных, без извинений перед читателем, что, дескать, пишешь. И вполне диссидентский образ коридора. Метафора бюрократии, власти. Дальше уже можно цеплять слово за слово - что-нибудь да получится.

Долгое время коридор был пуст. Потом, выйдя из его колена, на фоне бело-розовой мраморной стены возникли три человечески; фигурки в ряд, средняя чуть впереди боковых. Эхо размывало шаги.

Пока фигурки вырастали, приближаясь, Арсений мучительно старался припомнить, что это за место, и вдруг узнал, будто пелена спала с глаз: новый переход с ?Площади Свердлова? на ?Проспект Маркса?. Недавно открытый, он стеклянно блестел полированными плитами пола и стен. Пахло известкой...

Лихо загнул: ПАХЛО ИЗВЕСТКОЙ! Сны запахов не воспроизводят - вот и получается сон, а вместе и не сон:. некая фантастическая реальность. Кафка какая-то! То что надо.

Средний шел, опустив голову, лицо его оставалось в тени, и Арсений, как только что с коридором, все не мог узнать среднего. У боковых, которые сильнее и сильнее отставали, лиц не было вообще.

Арсений увидел узенький, совсем слабый лучик желтого света, бьющий сквозь стеклянную линзу в стене наперерез коридора, и отметил: фотоэлемент. Как в турникете. Только здесь-то зачем? Для статистики? Пассажиров, что ли, считать? А сам прекрасно знал и зачем фотоэлемент, и кто тот, средний, - просто никак не успевал сосредоточиться на своем знании: следил за происходящим.

Средний подошел вплотную к лучику и пересек его. На маленькое окошко в стене упала тень. Изменился ток. Сработало - Арсению даже показалось, что он слышит щелчок, - реле. Замкнулись контакты. Сердечник повлек тонкую черную тягу, та - спусковую скобу скрытого где-то выше пулемета.

Подробное описание устройства устройства - тоже хорошо. Деталь! А деталь, как известно, убеждает. Можно врать напропалую - лишь бы детали были точны. Ну, и прямо к действию!

Затарахтела очередь. Пули из ствола летели до тех пор, пока средний, обмякнув, не опустился на пол. Свет снова попал в окошечко. Контакты разомкнулись. Сердечник освободился из-под власти соленоида. Один из конвоиров переключил тумблер, притаившийся между плитами. Лучик погас. И все же другой, прежде чем подойти вплотную к лежащему, взял ?Калашникова? за ствол, вытянул руку и помахал прикладом: техника безопасности.

Когда еще мягкое тело скрючившегося в смерти среднего перевернули на спину, Арсений узнал его окончательно. Смотреть было неприятно, но и глаз не отвести, и в каждом из крохотных коридорчиков, светящихся на экранах Арсениевых сетчаток, две опрокинутые фигурки продолжали заниматься своим делом: извлекать из секретной дверки в стене каталку, похожую на больничную, вскидывать на нее труп, небрежно покрывать простынею. Потом они, связанные воедино никелированным сооружением, двинулись по коридору назад, туда, откуда возникли пятью минутами раньше, и прежде чем их силуэт, потеряв детали, стал похож на уменьшающуюся букву ?Н?, Арсений успел вдоволь наглядеться - простыня сползла - на лицо среднего: побледневшее, утончившееся, уже успокоившееся собственное лицо.