Феликс Кривин - Изобретатель Вечности

Студентка подтвердила, что офицер унизил ее достоинство. Нет, лично ей он ничего не сделал, он даже ее не заметил. И все же он унизил ее достоинство.

Здравый смысл исчез, опять началась какая-то путаница. Как можно унизить достоинство девушки, не видя ее и не подозревая о ее существовании? Профессор сказал, что сам факт оккупации унижает достоинство каждого человека. Но, конечно, не до такой степени...

- Так вы из политических соображений? - догадалась Парикмахерша. Она была далека от этих соображений, да и вообще от оккупационных властей: все они стриглись не у нее, а в соседнем зале.

- Как бы ни было, я одна буду за это отвечать. - Студентка шагнула к выходу, но Старуха оказалась там раньше.

- Это не вы утопили офицера.

- Откуда вам это известно?

Старуха улыбнулась своей возвращенной молодости:

- Мне известно. Потому что его утопила я.

- Вы? Пожалуйста, не смешите! С вашим ревматизмом, радикулитом, с вашими спазмами... - Бакалейщица перечисляла болезни, на которые Старуха жаловалась не раз, и каждая была весомым аргументом и наповал сражала болящую, как сражают только болезни.

- Ну и что, что радикулит? - отбивалась Старуха. - Стоит мне собраться с силами...

- В вашем возрасте это не так просто.

Он был молод, Коммерсант, и не выбирал выражений, говоря о чужом возрасте. Но Старуха больше не стеснялась своего возраста: ее возраст давал ей право выйти первой, удержать эту молодость, отдав вместо нее свою старость. Отдать старость взамен молодости - это значит снова стать молодой...

Студентка обняла Старуху за плечи:

- Ну пожалуйста... Они вам все равно не поверят. А мне поверят, я скажу, что он меня оскорбил, унизил мое достоинство...

Как будто Старуха этого не может сказать. Как будто у нее нет достоинства, которое можно унизить.

- Женщины! - воскликнул Профессор. - Почему вы берете на себя неженские дела? Разве там не было мужчины? Разве некому было утопить офицера?

- Кого вы имеете в виду? - сухо спросил Коммерсант.

Возникло молчание, которое сначала было неловким и беспомощным, но потом, крепчая, становилось все более выразительным, уверенным и могучим. И, нарушая это торжественное молчание, Профессор сказал:

- Я имею в виду себя.

В минуту опасности медляк-вещатель становится на голову и начинает вещать. Другие жуки разлетаются, а он медлит, потому что ему нужно оповестить... всех, кому грозит опасность, оповестить...

- Что, не похоже? Кабинетный ученый, книжный червь, и вдруг такая партизанщина. А между тем... - Профессор говорил быстро, не так, как на лекциях, как будто боялся, что сейчас прозвенит звонок. - Я его сразу заметил. Когда он разделся и вошел в воду, я последовал за ним... В молодости я был неплохим пловцом, да и сейчас... В общем, я решил его утопить...

- Из политических соображений? - поинтересовалась Парикмахерша.

- Из политических. Из государственных. Из каких хотите. Решил использовать неиспользованные возможности, как говорил приятель мой Психиатр, прививая своим пациентам истинное величие. Я хоть и занимаюсь насекомыми, но в человеке этого не люблю... - Он говорил вдохновенно, и в глазах его появился отблеск того огня, на который он в данную минуту летел, как ночная бабочка. Но бабочка не видит, куда летит, а он видел.

Он говорил о каком-то партизанском отряде, с которым был связан и от имени которого действовал, он признался, что получил задание уничтожить представителя оккупационных властей, и не только этого представителя оккупационных властей, но в всех остальных представителей оккупационных властей...

- Неужели всех? - ахнула Парикмахерша.

- Ну, не всех, возможно. Я ведь тоже там не один... у нас целый отряд, если хотите, целая армия...

Он спешил. Он боялся, что, если он остановится, вся эта история лопнет, как мыльный пузырь, и он торопливо надувал этот пузырь, расцвечивая его всеми красками спектра.

- Настоящий мужчина! - сказала Бакалейщица, тем самым отделив Профессора от Коммерсанта, давая тому понять, что из них, двоих мужчин, именно он, Коммерсант, - не настоящий.

Это его задело. Даже внимание женщины, безразличной нам, нам, мужчинам, вовсе не безразлично. И хотя Коммерсант не собирался пожинать лавры, так щедро посеянные Профессором, но и созерцать их на чужой голове тоже было не очень приятно.

- Чепуха! - сказал Коммерсант. - Я один знаю, как было дело. Все это случилось на моих глазах.

Да, все произошло на его глазах, потому что он был ближе всех к этому офицеру. Офицера просто схватила судорога. Коммерсант видел, как исказилось от боли его лицо, как он открыл рот, чтобы крикнуть о помощи, но не успел крикнуть: его захлестнула волна. После этого он еще несколько раз появлялся на поверхности, тараща на Коммерсанта умоляющие глаза, но Коммерсант предпочел остаться в стороне, чтобы не быть замешанным в гибели офицера.