Владимир Крупин - Варвара

Растет девочка крепенькая, здоровая, ничем не болеет, спит спокойно. Парень, который жениться-то не хотел, вернулся. Расписались. Она из загса в магазин, полные руки погремушек набрала. Дает в ручку. Девочка трясет-трясет и уронила. Ручонками по одеялу ищет, цапает, цапает, а глазами не глядит. Мать испугалась, подобрала игрушки, встряхнула. Девочка руки на звук тянет, а глаза в потолок. Ох, уж тут-то мать взвыла: слепая девочка родилась. Бог наказал, не прошло даром, что ребенка не хотела.

Шоколадка

Это ведь только начни говорить о детях, и конца-краю не будет. В одной семье два ребенка было. Первая девочка. Отец хорошо к ней относился. Второй - сын. Отец обрадел, дочь не нужна стала, сына с рук не спускает. Сын подрос, чувствует заступничество, сестренку обижать стал, мать расстраивается, ругается с мужем. Он, все равно, идет с работы - шоколадку сыну несет. Ведь и той же дочке шоколад не в диковинку, удиви-ка нынешних детей сластями, но обидно же девчонке, вот в чем беда. Сынишка выхваляется перед сестренкой, мол, мне дали, а тебе нет. И сознания, что надо поделиться, нет. Сын эгоистом растет, дочь обиженной. Одного обделили - два горя воспитали.

Физкультура

Чудо страшенное, что нынче врачи вытворяют. Старушке одной камни из печени удалили. Сполоснули и на тряпочке принесли. Гладкие, как камешки. Пожмешь - и расседают. Как накипь самоварная. Восемьдесят лет старухе, здоровой выписалась, не знает, каким богам за врачей молиться.

Но опять-таки не всегда. Мне зоб резали и зацепили голосовые связки и еще что-то. Сначала совсем не говорила, потом шепотом, а разрешили громко сказала и испугалась, как пьяный мужик хриплю. Потом понемножку голос наладился, но уж очень слаба была. Выписали, еле ходила. Закутаюсь, как кукла, и сижу на свежем воздухе. Не лучше и не лучше. Таблетки пью. Все не то. Ну, думаю, подружка, хана приходит. И сама себя заругала: "Да ты что, да разве ты не отцовская дочь!"

И начала двигаться, начала зарядку делать. Ну, смех - свою зарядку выдумала. Рукой кручу, будто воду из колодца достаю. Шестьдесят девять оборотов (это такой у нас колодец глубокий был) одной рукой, шестьдесят девять другой. И так все знакомые движения. Как будто траву кошу, сено гребу, будто дрова рублю. Кому рассказать - засмеют.

Но только так и встала на ноги. А под радио никак не могла приноровиться зарядку делать: поздно ее передают.

Выздоровела, пошла на работу, вот, мол, ведь я какой зарядкой занималась, все крестьянские работы вспомнила.

Бабы смеются: не водопровод бы, да не отопление и газ, люди бы и не болели, больше б развития физического было.

Как мужиков учат

Ни в больницах, ни на работе, ни днем, ни ночью не забываю о детях. Сейчас уже все сами отцы-матери, и никакой я им не советчик, только переживатель. Слава Богу, живут хорошо, не жалуюсь. Как по первому разу сошлись, так и живут.

А мало ли что бывает. Была у нас одна - все ее муж бил. Плачет, жалобится. Ей говорят: "Да ты что поддаешься! Не крепостное право. Он бьет, и ты бей!" - "Ой, да как, да не могу". Еще ей поговорили.

Раз он приходит пьяный, она у печки. Ни с того ни с сего ее ткнул. У нее в руках был ухват, так она об него весь ухват исхвостала. Он глаза выворотил: чего это с бабой случилось, с ума сошла?

И больше ведь разу не ударил. И пить бросил. По большим праздникам только. Так тогда сама поднесет.

А один все опять посуду бил. Все, брезгуша, рылся-разбирался. Суп не понравится, он тарелку вместе с супом к порогу. Она мне поплакалась, я и посоветовала: "Он бьет, и ты бей!"

Вот сидит он за столом - бряк об пол тарелку. Она схватила другую: "Ты бьешь, и я буду!" И с маху вдребезги.

Тоже, как рукой сняло, - и суп ест, нахваливает, и тарелки целые.

Чужой огород

Или взять, мужики есть, гуляют от жен. У нас одна стекла сопернице высадила. И чего доказала? Ее же на смех подняли. Потому что не первый случай. Уж один раз дралась. А он, вишь, задурил, да к другой. Ну и что? Этой досадила, к третьей пойдет.

Со всеми не передерешься. Дерись не дерись, если натура такая.

Я его знала - электриком в гостинице был. "Хм, говорит, сеешь, так чего и на чужом огороде не присеять? Баб ведь полно. Как вина".

Избегался, изоврался, полслова без обмана не скажет. Соврет и всегда прибавит: "Правда, правда!" Сынишка его еще слов не выговаривал, а тоже, как отец: "Павда, павда!" И рукой, как отец, поведет. "Сергей, говорю, совсем ты неладно делаешь. Весь ты извертелся. Где надо и где не надо врешь".

О правде и лжи