До того немалый срок копилось в них добро, так как гордая шоферня сторонилась цистерны и ни в какую не желала поступиться предрассудком ради городской сангигиены. Горлоедов же перед первым выездом самохвально заявил:
- Спросите любого тертого, и он вам скажет: щепетильность нынче - себе дороже! - А после добавил: - Я в месяц столько накалымлю, за сколько вам год горбатиться! - И без смущения уселся в кабину дерьмовоза.
Надо сказать, что вначале ему не поверили. Ну да, платили ассенизатору не кисло - есть на хлеб, есть и на масло, - но не такие деньги, чтоб ради них марать достоинство в фекалиях. А чем покроешь недобор, если на закорках не кузов, а душистая канистра, куда левак не погрузишь? Без приработка у шофера не жизнь, а слезы, - известно каждому.
Однако Горлоедов беспечно жал акселератор своего "ГАЗа" и, судя по личному его понту и обновкам гурии, в которых она являлась на люди, имел в кармане не только на хлеб с маслом, но и на гусиный паштет. Этот гусиный паштет и вызывал общее любопытство.
По-приятельски я сам не раз гонял с ним по округе, но дело смекнул не сразу. С виду все было обычно: Андрей заезжал по адресам, указанным в ходке, болтал с хозяевами, набирал полную цистерну, а после, повозясь с кишкой у слива, врубал из баловства на выдох шесть атмосфер и замирал над судорожно клокочущим червем.
И так несколько раз на дню.
Но однажды, еще до того как в "брехунке" - так в просторечии зовется наш "Мельновский труженик" - появился фельетон про некоего ассенизатора, послуживший причиной раздора между Андреем и Надей, мне удалось подсмотреть его немудреное плутовство. В одну из наших поездок, когда Горлоедов чистил отхожие места по заявкам дачных хозяев, мы подкатили к участку заведующей заречинским универсамом толстомясой Хлопиной. Прежде чем заглушить мотор, Андрей дал ему рёвно потрубить, газуя на нейтрале. Он делал так и прежде, но смысла этого действа не объяснял. Потом он шагнул с подножки на утоптанную обочину и остановился в задумчивости у колеса.
Когда всплыла над забором украшенная пергидрольной копной голова хозяйки, он и глазом не повел в ее сторону.
- Дождались голубца! - сипло обрадовалась Хлопина.
Никогда раньше в лице Андрея я не видел такой беспредельной скуки.
- Труба дело, - сообщил он в пространство. - Баллон спускает.
- Ладно, милый, заезжай во двор.
Горлоедов утвердил на копне задумчивый взгляд. Синие его глаза подернулись мутной дымкой и мерцали, как перламутровые.
- Чего это, мать, я в твоем дворе не видал? У тебя там, поди, не Елисейские поля, а навозные грядки.
На тугом, как антоновка, лице хозяйки зарумянилась тревога.
- Шутки тебе, - просипела она с зыбкой строгостью в гортани, - а у меня из очка плещет!
- Беда. - Андрей безнадежно скучал. - Тебя начальство на ту неделю расписало.
Чтобы лучше слышать, я тоже вылез на дорогу - в сегодняшней ходке у Горлоедова была вписана Хлопина.
- Как так? Заявку давно давала, - пыталась наступать хозяйка.
- Э-э-а... - зевнул Горлоедов. - Быстро только колбаса в твоем универсаме кончается. - И не спеша добавил: - У меня теперь пионеры в очереди. Дети - святое.
Полминуты длилось молчание, потом из гортани Хлопиной потекло масло:
- Может, уважишь, раз тут случился...
- Показалось. - Андрей шлепнул ногой по скату. - Держит, собака! - По всему было видно, что память о Хлопиной стремительно в нем слабеет.
- Почистил бы, а? - напомнила о себе хозяйка.
Горлоедов удивился:
- Цистерна не резиновая. Твое возьмут - на пионерское места не хватит. Тебе - гигиена, а мне - от начальства по репе.
На яблочном лице Хлопиной, как пролежина, отдавилась мысль. Хозяйка поманила Горлоедова к забору и что-то шепнула ему в ухо. Андрей отступил на шаг и оглядел ее с укором.
- Ты так в бане не скажи - шайками закидают! - пообещал он. - Гальюн выгребать это тебе не коленки воробьям выкручивать!
- Так сколько же, саранча?!
- Мне дармовые авоськи таскать неоткуда. - Андрей потянулся к дверце кабины. - Мне - по труду.
И он, ни к кому словно бы и не обращаясь, поделился с пространством, что, мол, чувствует себя неважнецки и на той неделе, видать, забюллетенит, а это совсем не ко времени, потому что заявок скопилось - уйма, и работы ему: пахать - не перепахать.
Хлопина заспешила:
- Ладно, будет по труду! - и, семеня короткими ножками, напоминающими ножки рояля, кинулась отворять ворота.
Позже, когда мы с Андреем уже катили по проселку, я спросил:
- И что же, такой оброк с каждой ямы?
Читать дальше