Ольга Кучкина: Вот ангел пролетел

Сашка засмеялся и помахал рукой, отрицая сказанное. На том же экране у меня за спиной возник лысый Колька. Я переместилась на скамье и теперь видела его, как во сне или наяву. Колька откашлялся и заговорил важно, видно, сильно готовился: в то время, как в стране произошли революционные, вопчем, перемены, и народ смог, наконец, начать жить, вопчем, полной грудью, ты, сестра, как будто нарочно решила надругаться над всеми нами, а главное, над собой, сознательно стала асоциальный элемент, поменяла, вопчем, цивилизованный образ жизни на прямо противоположный...

Он долго, минут пять, молол воздух впустую, словно доклад делал, со своим словечком-паразитом, которое, как блоха, соскакивало у него с языка и проскакивало между другими такими же паразитами, это одно было в нем старое, из детства, в остальном был новый, незнакомый, в коричневом добротном костюме, похожий на члена Политбюро (как уже снился укороченный, без Политбюро), даром что перед съемкой и после резал трупы у себя в прозекторской. Я, еж его ешь, ждала чего-то большего, родственного, какого-то вздоха или знака, что промелькнет, и я увижу и пойму, непременно пойму, посколь отзовется где-то в середке. Но середка молчала, ничто не отзывалось, и я повернулась к нему задом как к полностью чужому. Народ загудел тихонько, также и народу он не показался. А какая-то дама громко вздохнула: при таком брате и я б в бомжи подалась.

Взрыв хохота воспоследовал. Заметила, они здесь охотно веселились. То ли их инструктировали, то ль они сюда и ходили затем, чтоб поднять себе настроение. На чужой беде оно особо заметно подымается. А может, так и верно. Не мне судить, я уж сказала вслух и отрекаться от сказанного даже и про себя не собираюсь.

Вот и взрослые люди, проговорил Сашка, грустя напоказ, а знать, что настолько человеческие связи оборваны, тяжело. И, не прерывая дыхания и адресуясь к цирковой публике, также цирковым жестом торжественно вызвал изо всех одного чернобородого господина: прошу вас.

Только что фанфары марш на выход не проиграли.

37

Я знал эту женщину много лет назад, когда она была, не скажу, красивее, но полегче весом, что ли, не так распухла, а, наоборот, худа, как щепка. Я смотрел на нее сейчас и те кадры на экране, где она не так хорошо одета, что ли, и думал: все дело разве в одежде? Оденемся мы по-одному идем в зал Чайковского. Оденемся по-другому - и наше место на свалке. Нет. Не во внешнем прикиде, как теперь говорят, дело. Зачем нам показали это кино? Чтобы что вызвать в нас? Сочувствие, что ли? Или стыд за собственное благополучие? Мне, например, не стыдно. И сочувствовать ей, по большому счету, я не могу. В ней всегда было что-то ущербное, что ли, как бы жестоко ни звучало. Она всегда липла к людям не своего круга, потому круг ее отшвыривал. Она придумывала жизнь и обстоятельства, а они были не такими, а совсем другими. И никакой Роберт ее не любил. Ну лингвистка, ну балдели технари, и что? Она была, извините, слишком уродлива, чтобы связать с ней жизнь. Особенно такому красавцу, как Роберт. Не вышло с Робертом, приклеилась к Михе, намертво, в холодном расчете на его квартиру, а он по слабоволию не смог отклеиться и ушел в наркотики, которыми раньше только слегка баловался. Она и меня пыталась на понт взять, разжалобить своими бедствиями, но я-то посильней их обоих, и Михи, и Роберта, ей пришлось отступиться, руки коротки, вы же видите, это не совсем метафора, а я сторонник той теории, что не только глаза есть зеркало души, но все, что снаружи, есть проекция того, что внутри. Да, да, так. По реакции вижу, не всем нравится то, что я говорю. Вы предпочитаете пожалеть ее. Вы вправе, ваш выбор. Но и я вправе сделать свой. Я его сделал. Посмотрите на нее и на меня. Я ведь не болтун языком молоть. У меня мое дело. Комплекс авторемонтных мастерских. Я даю работу сотням людей. Я белый, а не серый предприниматель. Я плачу налоги, какие положено. Еще и на них поднимается наш красивый город. У меня трое детей, которые не уехали за границу, а учатся здесь, и жить здесь будут, и будут поднимать и украшать все тут, потому что это их дом. Потому что так я их воспитал, что у них есть чувство дома. А какое чувство дома у этой женщины, которую ведущему нравится почему-то называть по-иностранному - Пат? А если по-русски? Что сделала с собой и своей жизнью наша Паша, не трудясь, а витая в облаках и занимаясь обманками? Это даже не по-христиански - настолько не возделать свой сад, настолько не исполнить завет, настолько все пустить в распыл. Я лично голосую за ОП, а не ПП, не победитель, а отброс, не согласны?