Татьяна Устинова - Ангел пролетел

Вординаторской нарядили елочку, искусственную и немного кособокую, залежавшуюся с прошлого года в коробке. Глеб, взгромоздившись на шаткий пластмассовый стул, прицепил наконечник, грузно спрыгнул, и некоторое время все любовались необыкновенной красотой. За окном густо и бесшумно валил снег, главврач Шумаков прихлебывал кофе и вздыхал, а больше никаких звуков не было слышно. Даже лифт не гудел.

На елке вздрогнул и прозвенел колокольчик.

– Ангел пролетел, – тихонько сказала Маша, и все как будто украдкой оглянулись по сторонам, не увидят ли пролетевшего ангела. Только Шумаков не оглянулся, продолжал пить свой кофе и разгадывать кроссворд.

Ему было наплевать на всех ангелов в мире, такая уж у него была натура. Не романтическая.

А примерно в два часа дня в палате интенсивной терапии умер пациент. «Примерно» потому, что, когда дежурный врач заглянул в палату, медсестры на месте не было и больной уже не дышал какое-то время.

Поднялась некоторая паника, впрочем, не слишком активная – пациент был уже стар, и на благополучный послеоперационный исход никто особенно не надеялся.

Прибежал «сам Шумаков», который и делал операцию, и расстроился – операция была проделана блестяще, он очень старался, и, когда все удалось, как-то поверил в то, что и дальше все будет хорошо.

А больной взял и умер.

– Да что вы так расстроились? – то ли удивилась, то ли посочувствовала операционная сестра Нонна Васильевна, сворачивая провода и отцепляя датчики. – Он уж свое пожил, а вы все равно молодцом, Дмитрий Антонович!

Вот это самое «все равно молодцом» окончательно вывело Шумакова из себя.

Он саданул дверью, послал к такой-то матери санитарку, которой не повезло попасться ему по дороге, засел в ординаторской и закурил, чего никогда себе не позволял.

В дверь заглядывали, но зайти никто не решался.

Он выкурил три сигареты, методично бросая бычки в чью-то кружку с остывшим чаем – они всплывали и, коричневые от чая, болтались на поверхности. В раздражении схватил трубку непрерывно звонившего телефона и грохнул ее на стол рядом с аппаратом, швырнул на кушетку оставленный кем-то из дам в кресле пуховый платочек, от которого несло табаком и сладкими духами, и зарычал, когда дверь снова приоткрылась.

– Дмитрий Антонович…

– Вам чего?

– Там… пришли. К этому… к покойному. Вы… выйдите или сказать, чтобы обождали?..

Шумаков посопел носом, и медсестрица – от злости и тоски он позабыл ее имя – поглубже спряталась за дверь.

– Почему меня так раздражает слово «платочек»? – мрачно осведомился он.

Медсестрица в дверях сморщилась, понимая, что сейчас произойдет нечто страшное и предотвратить или остановить это никак нельзя, словно надвигающийся поезд. И переспросила жалобно:

– Что?.. Какое слово?

Напрасно она переспросила!

Впрочем, даже если бы не переспросила, изменить все равно ничего было бы нельзя.

– А такое слово! – заорал Шумаков, будто только и ждал этой возможности. – Вот такое вот слово, черт бы вас взял!.. «Платочек», мать вашу!.. Разбросали, как… как в будуаре! Это что?! Больница или бордель?!

– Я не знаю, – пропищала медсестрица и заплакала за дверью, – я не знаю, что вы такое говорите, Дмитрий Антонович…

– А вот об этом я говорю! – Он вскочил, двинул стол и опрокинул стул. Платочек валялся на кушетке, он сдернул его, скомкал и швырнул, но почему-то не в медсестрицу, а в сторону окна. – Развели тут, черт возьми, всякие дортуары, а что больные мрут, нам плевать, да? Куда дежурная сестра из реанимации подевалась? Елочку пошла наряжать?

– Да не знаю я! – провыла медсестрица. Она утирала щеки и украдкой посматривала в коридор, не идет ли кто на помощь. Никто не шел, все знали, что главному нужно «выпустить пар».

Главный очень трепетно относился к своим больным. Он пришел в коммерческую медицину из Института Склифосовского и сильно отличался от закормленных молодых врачей, которые точно знали, что работа – это просто работа. Вот зарплата, вот премия, вот выходные с праздниками, а вот материал, с которым надо работать. Ну и какая разница, что материал этот – люди? Люди тоже материал!..

– Сестры на месте нет, по кушеткам у нас платочки валяются, а родственникам о смерти я должен сообщать, да?

– Дмитрий Антонович…

– Да идите вы!.. Срочно ко мне дежурного врача и эту дуру, которая из реанимации ушла! А родственникам скажите, чтобы ждали меня!