Степан Славутинский - Жизнь и похождения Трифона Афанасьева

Проходили дни, недели, месяцы — и опять весна настала, весна теплая, красная, благодатная для дерев и растений, озарившая кротким светом надежд темные лица поселян, — весна, опять благоприятная для роения пчел.

Однажды выдался весь денек пасмурный и дождливый. Под вечер, эдак уже в сумерки, вдруг взошел на двор Трифонов старый знакомый наш Михей Савостьянов.

У полурастворенных задних ворот Трифон починивал борону.

— Бог в помочь, сосед! — сказал ему приветливо Михей. Трифон с изумлением, почти с испугом посмотрел на доброго старика.

— Спасибо, — отвечал он глухим голосом и ни слова больше не мог произнести.

— А что, родимый? — сказал как-то особенно весело Михей Савостьянович: — я ведь за дельцом пришел теперича к тебе: ты вот пчелкой не хочешь ли опять позаняться?.. Ну, право слово, оно бы тово… Мне-то господь послал, у меня вдоволь, пожалуй, с радостью помочь могу.

Трифон ничего не отвечал. Крупные слезы потекли из глаз его.

Михей тотчас же заметил волнение соседа.

— Что ты! что ты?.. Господь с тобою! — говорил добрый старик. — Ты бы, родимый, перекрестился. Ну, об чем так-то плачешь, сокрушаешься?..

— Об окаянстве своем, — отвечал Трифон печально. — Нету, Михей Савостьяныч! Не для чего теперича дело это затевать!.. Знаешь ты мою семью?.. Господь на меня прогневался!.. Знаешь — каков человек я был недавно?.. Ох! грешник окаянный!.. А мать-то… Ведь она…

И старик не мог договорить.

— Господи помилуй! — молвил Михей и перекрестился. — А зачем ты тоску на себя напускаешь?.. Ну, как на бога не надеяться!.. Милость его велика!.. Молися о грехах со слезами, а не унывай… Господи тебя помилуй!.. Что ты, право?.. Ты вот теперича потрудись честно, зависти не имей, потрудись, душу сберегаючи… Трифон! ведь бог-то любит честный труд!

— Не могу, Михей Савостьяныч! видит бог, не могу!.. Мне и жить-то здесь нельзя, — разве не знаешь?.. что людей еще на грех наводить?.. Все-то клянут меня… Гонят, ненавидят…

— Что ж делать-то?.. Богу молися!.. Дай срок, и они увидят, что надо по-божьи делать!

Но все возражения и утешения Михея Савостьянова были тщетны: Трифон наотрез отказался от его благодушного предложения и в конце разговора высказал свою потаенную мысль.

— Вот что я задумал, Михей Савостьяныч: сказывают, барин приедет сюда вкруг троицына дня… Думаю попросить его, — коли б перевел он меня в Делюхино!.. Далеко отселева… Там не знают… Не буду там и добрых людей на грех наводить… Напоследях-то авось мне полегче будет…

К троицыну дню барин, точно, приехал в сельцо Пересветово. Он был сильно не в духе на ту пору: пересветовцы опять неисправно заплатили оброк, да к тому же приходилось ленивому Ивану Данилычу позаняться, в течение нескольких дней, полюбовным размежеванием с соседними помещиками. Неудачно выбрал время Трифон Афанасьев для разговора своего с барином.

— Что ты?.. Зачем еще? — спросил сурово Одоньев, увидав старика.

— К вашей милости, батюшка…

— Говори ты мне скорее… Некогда тут возиться со всякими вашими глупостями!

— Батюшка, — сказал Трифон дрожащим голосом: — сделайте божескую милость… Переведите меня в Делюхино…

— Это зачем?

— Да невмоготу, батюшка, стало… Невмоготу стало проживать здесь…

— Что за вздор!.. Это пустяки!.. Объясни по крайней мере толком: отчего нельзя жить тебе здесь?

— Все обыскивают… Понапрасну теперича… А видит бог…

И старик горько, горько заплакал. Жаль стало его Одоньеву.

— Взял бы я тебя во двор, — сказал он, несколько подумав: — но у тебя семья такая, ну да и дворня-то у меня… Нет, эдак не приходится.

— Куда хотите, батюшка, девайте, а отселева-то… Сделайте божескую милость!.. Увольте, батюшка…

— Но что ж ты будешь делать в Делюхине? — спросил Иван Данилыч.

— Кормить буду семью, батюшка.

— Ну, хорошо, хорошо, — так и быть! Однако верного обещания не даю, а подумаю… Подожди — вот увидим…

И барин наш, по обыкновению своему, не решил дела окончательно. Зато судьба скоро порешила участь Трифона.

На ильин день бывает храмовой праздник в селе Лимаве, в приходе которого состоит и деревня Загорье. Лимавские и, особенно, загорские крестьяне очень зажиточны и любят широко попировать, когда «праздник на их улицу заходит». Обыкновенно празднованье это продолжается три дня: в первый и второй дни собственно празднуют, а в третий провожают праздник, опохмеляясь и добром его поминаючи.