Владимир Курносенко - Жена Монаха

Он же, схлопотав свое, так сказать, конфузливо и виновато молчал.

"Убьет, - повторилось в мозгу бабаханье, - и не поперхнется, урод!.."

- Папа, а где ты был? Ты у дяди Хмелева был? - затрясли, задергали его за рукав маленькие руки. - А ты кто по гороскопу, пап? А на улице дождь? Куколка мокренькая... Простынет...

И, не выпрямивши ног подхватясь к телевизору, уменьшила "громкость его звучания".

Плохий как-то сказал, что на челе, в физиономье актера на театре и в кино, хочешь - не хочешь, дышит тайна творения, а у рисованого в мультфильме все до последнего волоконца из тварной авторской головы - "творение твари...". "Обезьяна толпу потешает в маске обезьяны..."1

Речь шла о тайне жизни, по-видимому. Об амикошонстве с тайной...

А Хуторянин, Як Якыч, очень неглупо что-то такое возразил.

Что? Что вот сказал Хуторянин Авиценне?

- Ты же в августе народился, да пап? А это кто в августе? Какое животное?

- Орел! - не сморгнув глазом, брякнул папа первое подворотившееся на язык.

- А-а-рёл?! - выгнув по-удавьи наклоненное вперед тельце и распахнув точь-в-точь мамочка! - широко поставленные зеленые глазищи, высматривала, врет он или всерьез.

Он встал, распрямился, "отряс", как пред забегом на тысячу, одну, затем другую ногу и, вздевая указательный и указующий палец вверх, рявкнул басом:

- Есть! Есть такой знак, дочуш!

Прошелся, сел, склонился к ее ушку и агентурным стальным шепотом ввел "товарища" в курс дела.

- Это, Арюх, по... космическому календарю! - Оглянулся, огляделся и конспиративно-значительно закивал. - Не скроем, не все, не все имеют доступ. Вы понимаете, гражданка? - И, помолчав для усугубленья, заверил. - По-ка! Пока не имеют доступа.

Ажно взопрел под полусинтетическим джемпером.

Ей же, такой пять минут тому насмешнице и иронистке, хватило простодушья поверить этой белиберде.

- А я? А мама... - она побледнела, забывая закрывать свой широкий рот между словами. - Ты не узнавал? По этому... по космическому?

Рубахе сделалось совестно.

- Тут вот какое дело, - пришлось как-то выкручиваться и выгребать. Это, Арьк, мужской гороскоп. Исключительно для мужеска полу. А женщины по принадлежности... Жены по мужу, а девицы-юницы - по отцу.

В пять ее лет, в годы детской гениальности (пребывания в истине), для веселых, задушевных и метафизических бесед друга у Рубахи лучше, нежели собственная дочь, не было и вряд ли уж когда будет. Эх...

- Мама, - врал он дальше, раз она за Орла замуж не забоялась, получается у нас Орлъца, Урлица... а некоторые - не будем уточнять - Урлюшки маленькие, Орлюшечки желтоклювенькие...

И вот как в те лучшие годы дружбы Орлелюшечка его закатилась забытым едва слышимым клекоточком, подергивая и потряхивая оценившими шутку кудряшками.

Покашивая и поглядывая глазком на отверженную куклу за его коленом, она спрашивала про дядю Яшу Хмелева, про щенка, про как они там живут-поживают и не скучно ли им "без подруг", а он, на автомате что-то ей отвечая, думал про себя, что, взрослея, она не обязательно все поймет, поумнеет и, как надеется христианка-мама, в семнадцать лет возвратит в душу прозрачность ее вод... Не обязательно...

- "Не плакать, не смеяться, а понимать!" Это кто сказал, чье кредо?

- Барух Спиноза! - весело и опять же с легонькой женской насмешкой во взоре отчеканила дочь. - Шлифовальщик стекол, папуля-сан!

- Время?!

- Хлопотливая сущность... которая... стремится... ну-у... к пополнению! - и аж в ладошки захлопала от радости, что смогла вспомнить.

- Всегда неудовлетворенно стремится, - добавил он требуемое. Всегда.. - это уж от себя свое добавил к Плотинову.

- Ага-а! Явился-не запылился, Джон Неоплодотворенное яйцо! - Прекрасная его Елена, Ёла, Орлъца-Урлица стояла в дверном проеме и улыбалась со всей дозволительной в обстоятельствах искренностью.

"Тоже ведь, - почувствовал Рубаха снова впившуюся в сердце занозу, случись что... Поплачет пару деньков... а там..."

- Мам! - Рывком ухватив чрез отцовские колени "презент", Арина Анатольевна завертела им, протягивая к матери, как давеча он. - Во, гляди, что мне дядя Яша Хмелев прислал...

Скользнув взглядом по непрезентабельному куклиному затрапезу, по примолкшему телевизионному приемнику и, ясное дело, слету все угадав, та покивала разрумяненной ажитацией дочке и посредством сгибания пальчика поманила мужа в их общий, в роскошно-великолепный их спальню-кабинет.

* * *

- Ну что, сказал? - Она села на свою койку у стены, а он, у противоположной, на свою.

- Сказа-а-ал...