Пауль Куусберг - В разгаре лета

Я еще малость удивился, что красноармейцы позволили нам заняться "максимом". Ребята, правда, оказались мировые, отнеслись к нам, как и положено относиться к своему брату бойцу, не стали выспрашивать, кто мы такие. Да и зачем им было отнимать у нас пулемет - ведь Тумме справлялся с делом.

Кроме того, они отчаянно устали. Понял это по их виду, по походке, по всему. Видимо, они долго вели непрерывные бои с немцами, - бог его знает, когда эти парни спали последний раз по-человечески. В сумерках, после того как они заняли оборону на перекрестке дорог, некоторые засыпали чуть ли не стоя.

Мы с Тумме стали советоваться, переночевать ли нам с ними или сразу отправиться на розыски своего полка. Решили переночевать. В темноте нелегко найти своих, еще занесет куда-нибудь.

Красноармейцы приносят нам котелок каши и краюху хлеба. Один из них удивительно похож на Сергея. На флотского лейтенанта Сергея Архиповича Денисова. Как увижу симпатичного русского, сразу вспоминаю о нем. До чего же хочется рассказать новым товарищам о моем друге Сергее, пожертвовавшем ради меня жизнью, но мне по-прежнему не хватает русских слов.

Парень, похожий на Сергея, уговаривает нас поесть, называет нас молодцами, настоящими солдатами, от души радуется, что ему опять посчастливилось встретить эстонских ребят, которые для него все равно как братья. В бою под Пыльтсамаа он впервые встретил таких же - они отчаянно атаковали немцев.

Красноармейцы спрашивают, коммунисты ли мы. Тумме бойко отвечает по-русски, что он не член партии.

- Я - комсомолец.

Говорю я это слишком громко, пожалуй даже с похвальбой, и мне становится немного стыдно перед Та-аветом. Я ведь вовсе не хотел хвастаться тем, что я комсомолец, просто обрадовался возможности тоже вставить словечко в разговор по-русски.

Сергей сообщает - я называю мысленно этого парня "Сергеем" за сходство с лейтенантом, - что он тоже комсомолец и что Тумме - по духу и поступкам настоящий коммунист. Чертовски правильно говорит, и я подхватываю: "Верно". Как замечаю, наш одобрительный отзыв приводит Тумме в смущение, и я пытаюсь понять, с чего это хорошие и честные люди так теряются от похвал, а беззастенчивые карьеристы воспринимают всякое признание как должное. Лишь звякнут приличия ради: ну, дескать, что вы? Но про себя-то соглашаются с любой похвалой.

Сергей спрашивает у меня мое имя-отчество.

- Олев Яанович, - отвечаю я, радуясь, что говорю по-русски все более складно, и в свою очередь тоже спрашиваю: - Как ты зовут?

- Сергей.

И вправду Сергей! - Отчество?

Красноармейцы ухмыляются - небось я не так сказал. Лишь Сергей сохраняет серьезность и говорит: - Михайлович.

- У меня был хороший друг Сергей Архипович Денисов, -говорю я по-русски, как могу, и рассказываю историю о флотском лейтенанте, которую Тумме переводит им. Говорю еще, что Ильмар Коплимяэ, тоже участвовавший в этом походе, погиб сегодня на мызе Киви л оо.

Красноармейцы слушают меня очень внимательно.

Нам с ними хорошо.

Ложимся спать только в полночь. Забираемся под густые ели, устлав землю плотным слоем веток, чтобы не прохватило сыростью. Ложимся с Тумме поближе друг к другу - к ночи похолодало.

Мне мерещится перед сном, будто я лежу на еловых ветках посреди дороги, а по дороге несут гроб. Лицо мертвеца в гробу прикрыто широкими листьями лопуха. Наверное, мне привиделось такое из-за колючих веток под боком и еще потому, что на меня так страшно подействовала гибель Ильмара.

На другой день между мной и Мюркмаа происходит столкновение. Происходит еще утром, едва мы успеваем добраться до полка.

Мы встречаем его одним из первых. Он куда-то спешил и прошел бы мимо, но я преграждаю ему дорогу.

Не отдав приветствия, говорю без всяких вступлений:

- Мы явились спросить, можно ли уже нам оставить мызу Кивилоо?

Он ничего не понимает, а может, притворяется, что не понимает.

- Что за чепуха? - рявкает он.

- Вы не разрешили нам отступать без команды ни на шаг, - объясняю я неторопливо,

Мюркмаа смеется:

- Так ты же здесь.

- Но Коплимяэ остался там.

Я чуть ли не кричу. Тумме пытается успокоить меня, Мюркмаа гаркает:

- Кру-угом! Марш - в свою роту!

- Почему вы не дали приказа отступить? Видимо, Мюркмаа понимает, что запугать меня

нелегко, а может, считает, что нет смысла орать на свихнувшегося. Во всяком случае, тон его меняется и становится вполне нормальным.

- В бою невозможно предугадать все. Командир не нянька. Коплимяэ не из моей роты и ты тоже.