Владимир Короленко: Том 3. Рассказы и очерки

При выходе из деревни, перед околицей, на самой заре, нас вдруг окликнул Миня. Натуральный молодой человек стоял на пороге плохонькой, полуразвалившейся избушки, в одной рубашке и портах, босой и простоволосый. Его простодушные детские глаза были заспаны, как у ребенка, но лицо было так же свежо, и мелкие кудри в каком-то естественном порядке обрамляли красивую голову. Он по-детски тер глаза кулаком, с удивлением рассматривая нас с Андреем Ивановичем, точно не веря в действительность виденного и принимая нас за какое-то марево, возникшее из утреннего тумана. Однако, убедившись, что это действительность, он вдруг нырнул в свою хибарку и, выскочив оттуда, с лукавым видом поднял что-то нам навстречу. При слабом свете зари в его руках блеснула стеклянная посудина.

— На-ка вот! — сказал он радостно и затем прибавил с неподражаемой благосклонностью:

— И ты, странник, подходи. Угощу!

Андрей Иванович остановился, но мелькнувшее было у меня сомнение в его твердости тотчас же рассеялось. Он подошел к Мине с серьезным видом и сказал:

— Послушай, Миня. Я, брат… ухожу.

— Ну-к что? Чай, не надолго…

Андрей Иванович не ответил на вопрос и опять пристально поглядел на Миню. Мне показалось, что он сейчас пригласит к нам третьего спутника, и, признаться, несмотря, на невольное расположение к натуральному молодому человеку, я подумал все-таки, что эта жизнерадостная и беспутная фигура будет не совсем у места на «святом озере». Но Андрей Иванович помолчал, долго всматриваясь в лицо Мини, и сказал:

— Любишь ты меня, Минька?..

Круглые глаза Мини остановились на говорившем с выражением искреннего удивления:

— Да ты что… Ай одурел? Девка ты, что ли… На-ка вот, глони…

— Не стану. Хочешь ты меня послушать: брось водку!

Миня опять посмотрел на своего друга и, поняв его требование, как проявление похмельного самодурства, требовавшего нелепой жертвы на алтарь дружбы, — швырнул бутылку. Стекло зазвенело, ударившись о камень…

— Ну? — спросил Миня.

— Больше ничего, — ответил Андрей Иванович. — Прощай… Пропадать бы нам с тобой вдвоем-то!

— Ну, так что… Пропадать, так пропадать!

— И верно, — живо сказал Андрей Иванович, тряхнув головой. — По мне, так лучше я с тобой бы пропал, ничем мне с прочими водить компанию, с подлецами… Ну… однако… еще, что бог даст… Прощай, Минька. Как ежели… значит… в случае… то я, значит, никогда… Эх! Ну!

И, не досказав своей мысли, он решительно опять двинулся за мной, оставив изумленного приятеля… Миня долго стоял на пороге, потом даже сделал несколько шагов, как бы бесознательно увлекаемый за другом в его неведомый путь… Но затем остановился и что-то крикнул. Андрей Иванович не повернулся. Казалось, ему очень тяжело было расставаться с Миней. Пройдя несколько саженей, мы повернули за перелесок. Околица, дома, фигура Мини, — все исчезло… Направо от нашей дороги тихо шептали что-то как будто просыпавшиеся хлеба, налево шевелила влажной листвой роща.

— Ну, закрутит теперь Минька, — сказал Андрей Иванович глухо и как-то тяжело. — Э-эх… И что только мне за этого человека будет… Сказано: камень осельный и в воду… это про меня, в аккурат…

— Полно, Андрей Иванович, — сказал я, зная, что в такие минуты он часто склонен преувеличивать свои преступления. — Ведь не вы, наверное, его спаивали…

— Ну, скажем, зашибал и до меня. А может… женись он по приказу обчества на этой старке… Она бы его прибрала к рукам…

— Да ведь он ее не любит…

— Не любит… баловство! Нас не спрашивали — женили…

— Андрей Иванович…

— Знаю. Вы это насчет вчерашнего. Бить за такие речи надо… От этого самого и пропадаем… Когда бы не отбился от рук, век бы прожили по-людски. Не-ет. Старинные люди знали, что делали…

Андрей Иванович вдруг, как-то свирепо вытаращив глаза, сказал:

— В гроб вколачивали, а людьми делали… Теперь не то… Слабость пошла…

— Да ведь сами вы говорили, что все это дело со старкой возмутительная неправда.

— А где она — правда? — страстно сказал Андрей Иванович, внезапно останавливаясь. — Где она — правильность-то самая?.. То-то вот: отучить от старой правильности умеем. Научить-то вот некому… Он, скажем, действительно, благодетель-то этот… его грех. Так он старик, ему можно бы и уважить: трудно на старости срам принимать. А Миня, может, нашел бы свою линию… Они бы его в оглобли-то ввели. Да уж… погодите, пожалуйста, сделайте одолжение… потому — они по старине, у них бы оборкался, и капитал бы отдали, и к делу бы приставили. Они ведь своим-то, которые покорствуют, помогают вот как… Стал бы Минька торговец!.. Брюхо бы отрастил — во! Потому, натура у него лехкая. А я… сбил его: не слушайся! «Неправильно. И вера неправильная»… А он в этой вере родился! Ха! Научил вот: лучше же пойдем со мною по кабакам правду-те искать…