Виктор Лихачев - Кто услышит коноплянку

Тобой одной, тобой одной.

- Вы с ним как две половинки одного целого, - после некоторого молчания сказала Селиванова.

- Ты ошибаешься, Юленька.

- Он мне тоже стихи читал.

- Какие?

- О девушке, которая пела в церковном хоре.

- Помню.

- А ты чьи стихи сейчас читала? Градский такую песню пел.

- Бернса. Роберта Бернса. Когда он умирал, очень тяжело умирал, за ним ухаживала простая девушка. Вот Бернс и решил отблагодарить ее... Софья заплакала, глядя вдаль.

- Соня...

- Что?

- Ты его приручила.

- Думаешь?

- Я это поняла. Не у тебя одной интуиция.

- Ладно, поедем, пора уже.

- Мне сон сегодня под утро приснился. Говорят, надо над тянущей водой его рассказать, чтобы он не сбылся.

- Не сбылся? Плохой был сон?

- А может, и не сон вовсе, а видение. Кстати, однажды при мне Михаил с Голубевым, хирургом, о снах спорили. Киреев говорил, что есть сны пустые - они забываются сразу, как встал, а есть вещие.

- Так что тебе снилось?

- Что Кузьмич в Москву приехал. И превратился в огромную серую крысу. И ищет эта серая мерзость меня. Я сижу на кровати, сжалась вся, хочется невидимой стать, а крыса по комнате ходит, ходит, принюхивается, принюхивается, а потом как поднимет морду - и видит меня. Я даже закричала. Проснулась в поту вся.

- А если он и правда в Москве? Будет он тебя искать?

- Наверное, будет. Три его гарных хлопца куда-то делись - как не искать?

- Слушай, - встревожилась Софья, - а если это серьезно? Юля пожала плечами.

Неожиданно маленький камешек скатился вниз. Стукнул раз, другой - и полетел вниз.

- Это знак! - сказали обе и засмеялись.

- У меня идея! Ты не поедешь в Москву!

- А куда же я поеду? - растерялась Юля.

- В Старгород. К моей тетке. Мировая женщина. Верой Ивановной Григорьевой зовут. Будешь жить у нее.

- В Старгород? - Юля растерялась еще больше. - А как же московская моя квартира, паспорт? На что я буду в Старгороде жить?

- Ты же говорила, что тебе Киреев много денег дал.

- Но мне же ему их отдавать...

- Забудь. Он все равно не возьмет. С квартирой и паспортом все уладим.

- Как у тебя все легко и просто.

- Не все. Кузьмич - это не просто. Я не говорила тебе, что Гришаня повесился?

- Не может быть! - Юля машинально схватилась за сердце.

- Может. Ты веришь, что он мог на себя наложить руки?

- Нет, не мог. Не такой это был человек. Любил парниша жизнь.

- И я думаю, что не мог. Поедем. Старгород от ростовской трассы в десяти минутах езды. От Москвы Старгород в двух часах. Я буду тебя проведывать. А ситуация успокоится - вернешься. Если захочешь.

- Как-то неожиданно все, - неуверенно сказала Юля.

- Не переживай. Ты раньше о Задонске вряд ли слышала, а как с ним прощалась...

- Софья, ты думаешь, смерть Гришани с твоим дядей связана?

- Вообще-то, Гришаня говорил, что...

- Он врал. Я все расскажу. Он у меня был тогда. И...

- По дороге расскажешь, - перебила ее Воронова. Юля будто не услышала Софью.

- Но тогда и тебе нельзя в Москве быть.

- Мне можно.

- Почему?

- Я богатая и красивая, - засмеялась Софья. - Шучу. Мне нельзя сейчас, Юлечка, из Москвы уезжать. Поедем. Слышишь, какая-то машина приехала? Здесь заповедник, сейчас разгонят нас...

- Слава Богу, застал! Так и думал, что вы сюда заедете, - раздался откуда-то сверху мужской голос.

- Федор! - удивлению и радости Юли не было предела.

- Собственной персоной. Только у нас проездом в Бердичев великий и ужасный Федор Федорович Новиков!

Соня заметила, как Юля словно засветилась изнутри. Было видно, что забыла она вмиг о Гришане, Кузьмиче, обо всем.

А Федор, стараясь скрыть смущение, говорил и говорил.

- Не смог утром проводить. Свояк просил доски из лесничества привезти. Потом за молоком к теще заехал. Боюсь, прокиснет молоко. Приезжаю в монастырь, а вас и след простыл. Сначала я расстроился, а потом подумал, что на гору вы эту попасть захотите. Угадал!

- А говорила - молчун, - засмеялась Софья. - Слушайте, ребята, у меня предложение есть. Молоко и в самом деле прокиснуть может. Как думаешь, Федор Федорович?

- Запросто, Софья Николаевна.

- А где мы еще такого молока попьем, Юля? Вот давайте здесь роскошный прощальный обед и устроим.

- А ты мне на дорогу только молока привез? - уже придя в себя от радости, спросила Юля.

- Не только. Огурчиков, яиц, хлеба домашнего. Софья даже зажмурилась.

- Домашний хлеб с молоком... Это что-то! Неси гостинцы, Федор Федорович. А мы тебе заодно и про наши планы расскажем.

- Зачем? - засмущалась вдруг Юля.