Значит, она просто нас помечала. Клеймила принадлежащий ей скот. Крупный, рогатый, довольный своей участью и полупрозрачной футболкой хозяйки, обтягивающей ее красивую грудь. Совсем не такую, как у наших усталых ровесниц.
Очаровательная пастушка и ее видавший виды табун. Или отара. Тонкости терминологии пока еще от меня ускользали. Значит, было, над чем работать.
- Давай, проходи, - сказал он. - Чего встал? Вешай свой плащик вон там. Не бойся, не пропадет.
- А что это за квартира?
- Я здесь людей пытаю. Застенки НКВД.
- Понятно.
- Я пошутил.
- Да, да, я понимаю. Очень смешно.
Квартира была обставлена всей необходимой мебелью, но мне с первого взгляда стало понятно, что здесь никто не живет. Я попал в конспиративный мир засекреченных явок, паролей и адресов. Кресло, на которое меня усадил Николай, всем своим видом вопило о том, что оно напичкано микрофонами, камерами, датчиками и еще неизвестно чем. Были ли в нем обычные пружины вот в чем я сомневался.
- Ты чего сидишь с таким лицом? - сказал Николай, выглядывая из кухни с открытой уже бутылкой водки в руке.
- С каким?
- С серьезным. Давай, иди сюда. Поможешь колбасу мне порезать. Важное дело, профессор. Это тебе не диссертации про литературу писать и по аллеям носиться. Закуска!
Он поднял указательный палец к потолку и снова исчез на кухне.
- Ну ты идешь? - крикнул он оттуда через минуту. - Надо принять по пятьдесят... Граммульку, профессор, не больше...
Через полчаса я был в общих чертах пьян. Николай, как опытный профессионал, не преминул этим воспользоваться.
- Ну давай, расскажи мне чего-нибудь про евреев... Били тебя одноклассники в детстве?.. Нет, подожди, я сейчас кварцевую лампу сюда принесу.
- Кварцевую лампу? - сказал я, но он уже вышел из кухни. - Зачем нам кварцевая лампа?
- Пока бегали по всей Москве за этим норвежцем, - объяснил он через минуту, - простудились всем отделом. Слышишь, какой у меня голос? Совсем другой. Гундит, как француз.
Меня слегка удивила та отстраненность, с которой он говорил о своем голосе, используя форму глагола в третьем лице, но в конце концов это были его личные взаимоотношения с собственным организмом. Я в них вмешиваться не хотел. Не в таком состоянии. К тому же я понятия не имел, какой голос у него был до этого. Я что, диктофон - запоминать голоса?
- Давай еще по одной махнем... Вот, пусть она здесь стоит. А то заразишься от меня - будешь тоже гундеть на своих семинарах.
Он поставил лампу между нами на стол и включил шнур в розетку.
- Убьет всех бактерий. Только не забудь мне напомнить - надо выключить ее через десять минут. Сгорим, если долго будет работать... Ты хорошо загораешь?
- Нет, у меня кожа плохая. Веснушки.
- Облазишь?
- Да я, в общем-то, редко хожу на пляж. В детстве только ходил. Мама загорать очень любила.
- Понятно. - Он до краев налил обе рюмки. - Ну за тебя...
Через мгновение он легко выдохнул, подцепил вилкой кружок колбасы, зажмурился, откусил, посмотрел на меня и подмигнул веселым, слегка увлажнившимся глазом.
- Ну так гоняли в детстве за то, что еврей? Или давал сдачи?
- Я не помню.
- Да ладно, профессор. Какой там не помнишь! Со скрипочкой, наверное, в музыкальную школу ходил. А они тебя во дворе уже поджидали.
- Я не помню.
Воспоминания прекрасны только тогда, когда ты не делишь их с остальными. Надежность швейцарского банка. Или сверхзасекреченного компьютера американских спецслужб. Как в голливудском кино.
"Введите код доступа".
К тому же глагол "поджидали" не очень успешно маскировал слово "жид". Оно просвечивало, как оттопыренные уши, глаза навыкате и рыжие волосы.
"А ну-ка, жиденок, иди сюда! Скажи матерное слово".
Сколько мне было тогда? Года четыре? От этого, очевидно, и рождалось недоумение. Слишком рано, чтобы понять - жизнь не сахар. Со всей невозможностью произнести этот "сахар" и не картавить в конце. Никто ведь не понимает, насколько иронично обошлась с тобою судьба. В этническом смысле. Поэтому постоянное давление. И ты должен выбрать в итоге - еврей ты или нет.
Но бабушка сказала: "Все чепуха. Люди должны быть разными". И это тоже было не совсем понятно. Почти как слово "жиденок".
Зато удивительная радость, когда потом узнаешь вдруг, что Жид - это еще и знаменитый французский писатель. Забавно, с каких вещей может начаться интерес к мировой литературе.
- Ну не хочешь рассказывать - не надо, - сказал Николай. - Ты пей, а то у нас тут сбросили одного с моста.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу