Сергей Литовкин: Бычок

В ходе очередной заправки водой и топливом нам перекинули мешок с почтой, но табака нашлось всего - ничего. Оказалось в почте письмишко и для меня. Послание было от старого приятеля и сослуживца каплея Дениса Силина. Начиналось письмо просто и элегантно: "Привет! Не злись". Из дальнейшего повествования следовало, что после возвращения из своей очередной экспедиции Денис не досчитался одного изделия под индексом "ОО-2700-у-ЭЗ". - " Наверняка мичмана в гараж уперли", - сообщал он, и ставил меня в совершенно дурацкое положение: "Я включил уже эту хренотень в перечень вывезенной тобой аппаратуры. Поставил росчерк за тебя очень похоже. Прости. Постарайся как-нибудь ее списать на шторм и прочее. Иначе, раздадут кучу фитилей сверху донизу. Изделие на матучете. С меня - банкет. Мысленно с тобой. Сид". После троекратного прочтения письма осталось много вопросов. Во-первых, что это за изделие с таким хитрым зашифрованным названием? Ничего подобного вспомнить не удавалось. Во-вторых, какая польза от него мичманам в гаражах? В-третьих, где взять шторм? Мы уже больше месяца искали бури для штормовых испытаний приборов, но, как назло, вокруг покой и штиль. - Не нравятся мне эти нули в начале индекса, - сказал флажок, прочитав текст, - похоже, что штука шибко секретная. Случись чего - по головке не погладят. Такую глюковину мало волной за борт скинуть, надо - вообще по ветру пепел ее развеять. Я попытался уверить Андрея, что ничего секретного Денису доверить не могли по причине его природного разгильдяйства. Сам я, однако, в этом был не слишком уверен. После длительных размышлений и обсуждений мы решили, что выписка из вахтенного журнала должна свидетельствовать о полной деформации, сорванного с креплений в штормовой обстановке, изделия. В обязательном порядке надлежало сделать запись о его разрушении и разрыве на отдельные части с затоплением бесформенных обломков в забортном пространстве на километровой глубине. - Все бы Вам в мой журнал какую-нибудь белиберду записывать, - произнес командир, не слишком высоко оценив наше творчество, - вон, в прошлом году отвозил я с эскадры группу ответственных работников из промышленности, кажется - из Минсудпрома. Вот у них, как в моем журнале справедливо зафиксировано, волна пять комплектов мехового обмундирования смыла. Гляньте, а! Мне теперь в любую погоду не страшно на крыло выходить. - Командир потряс перед нами кожаной курткой-канадкой с овчинной подстежкой. - Ты нас с ними не ровняй, - обиделся флажок, - не ожидал я от своего брата-офицера таких слов. Не зря, видать, у тебя в каюте крыса повесилась. Мы за наваром не гонимся, а Родине служим. Шкуру бы спасти и - слава Богу. Все пропьем, но Флот не опозорим! - Ну, вот Вам и шторм, - хитро перевел командир тему разговора в другую область, рассматривая свежеполученную сводку погоды, - глядите, шесть часов хода на югозапад и море - пять баллов, а ветер, тот и того шибче. Вполне хватит на испытания и прочие Ваши глупости. На всякий случай я подготовил муляж, который должен был оказаться за бортом после штормового воздействия. Старый матрац, завернутый в брезент, был привязан гнилой бечевкой к основанию одной из антенн на надстройке, имитируя злополучное изделие под таинственным индексом. Я решил разыграть все по принципам соцреализма. Свидетели будут настоящие.

За штормом мы гонялись еще около суток, но без толку. По данным метеосводки мы находились в центре возмущений, а вокруг - только тишь, да гладь.

- Ладно, - сказал командир, - возьму грех на душу, запишу волнение моря, как захотите. А сколько, кстати, Вам надо? Пока флажок торговался с командиром, накручивая баллы, я полез к антенне отрывать веревку для отправки за борт муляжика. Надежда, что он сам, наконец, свалится уже растаяла. Когда я надрезал бечевку, собираясь отпустить "липу" в свободное плаванье, пришла Большая Волна. Она была настолько велика, что закрыла сначала собой весь горизонт и, казалось, застыла над нами, неторопливо заслоняя и заполняя все огромное безоблачное голубое небо. Стало тихо, словно и звук оказался поглощен волной. Потом, она свалилась на нас.

- Ой!!! - мелькнула короткая мысль. Обнаружил я себя, сидящим на палубе, метрах в пятнадцати от исходной точки, мокрым и здорово помятым. Руки, вывернутые в неудобное положение, крепко сжимали леерную стойку. Разжать пальцы я не мог. Не помог и подоспевший через четверть часа Андрей с помощниками. Освободился я от стойки только после приема внутрь универсального релаксирующего средства типа "шило". Надо сказать, что и нашли меня около кормового ограждения не сразу. Вообще-то и не искали, а случайно натолкнулись. Вахтенный клялся, что видел своими глазами, как я взлетел на гребень волны и исчез из зоны обзора. Еле удалось его убедить, что это было пресловутое изделие с двумя нулями, а вовсе не мое тело. Увидев меня, он потыркал пальцем в мой живот, проверяя плотность иллюзий, и осенил всех окружающих крестным знамением. В вахтенный журнал записали ранее подготовленную легенду об утрате изделия. Как ни странно, этим, да еще перебитой посудой на камбузе, ущерб от удара волны ограничился. Общее количество ушибов у членов команды не дотянуло и до дюжины, включая четыре моих синяка. Наша аппаратура испытания выдержала. После этих будоражащих событий я снова начал курить, хотя курево, собственно, у всех на судне уже почти совсем закончилось. В один из дней, когда мы получили добро на возвращение в базу, мне не досталось ни одной затяжки. Уши распухли. Я уже в который раз все перерыл в поисках бутылки с бычками, но ничего не обнаружил. Куда она могла исчезнуть? Неожиданно из памяти выскочила картинка: "В самом начале похода я лежу на койке в каюте и закуриваю сигарету. Неожиданно раздается стук в дверь. Вестовой приглашает меня к командиру. Я тушу сигарету, почему-то, не найдя более подходящего места, запихиваю ее в щелку между двумя листами декоративной обшивки и спешу на мостик". Чем глубже я погружался в свои воспоминания, тем крупнее мне казался засунутый за обшивку окурок. Когда я взялся за отвертку, чтоб до него добраться, он, в моей памяти, еще немного подрос, превышая по длине целую сигарету раза в полтора. Вывернул я ровным счетом пятьдесят два шурупа, что позволило снять панель каютной обшивки и проникнуть в пространство, заполненное трубопроводами, кабелями, коробами и прочей начинкой. С каждым новым вывернутым шурупом надежда на предстоящий перекур росла и переходила в уверенность. Крах иллюзий был почти катастрофичен. Ничего, похожего на сигарету, ни табачинки. А вот следы крысиной жизнедеятельности имелись в наличии и весьма обильные. Точно, решил я. Крысы, эти гнусные твари, сожрали мой окурок. С мыслями о страшной мести грызунам я отправился в кают-компанию, где видел в буфете коробку с крысиной отравой. Там мне повезло. Я застал грузинских кулинаров за вскрытием небольшой деревянной коробочки, содержимое которой составляла дюжина толстенных сигар. Это был подарок кубинских моряков - соратников по борьбе с империализмом, запрятанный горцами еще с позапрошлого похода, памятного братанием с экипажем корабля - посланца Острова Свободы. В обмен на страшную клятву о неразглашении тайны, я получил три здоровенные сигары и, забыв вздорные мысли о ядах, поспешил в свою каюту. Когда я, периодически надрываясь от кашля, с сигарой в зубах закручивал шурупы, восстанавливая обшивку, моя нога скользнула в проем за стенку рундука. Раздался стук и оттуда выкатилась бутылка из под шампанского, содержащая пару десятков весьма ароматных бычков. Я был счастлив. До возвращения в базу оставалось только пройти проливы и Черное море наискосок.