Влас Дорошевич: Крымские рассказы

При его лучах уродливые, страшные горные духи, высовывавшие свои головы из пропасти, оказались, действительно, уродливыми, но только буковыми деревьями.

Самое мирное дерево, из которого Иосиф Кон делает венскую гнуто-буковую мебель.

Ветви кустарников, действительно, задевали за колёса экипажа, но вовсе без желания сбросить меня в пропасть.

С восходом солнца мелкие пичужки по горам и в долине перекликались уж не так печально, а филин забился в расщелине скалы и перестал орать во всё горло.

Эхо замерло в горах, а мои бедные, холодные, бледные феи жалкими остатками ползали там и тут, тая на солнце и орошая траву, деревья и кусты каплями росы, сверкавшими как брильянты.

Было хорошо.

А если б у меня ещё не было насморка, я сказал бы, что было и совсем превосходно.

Вот что значит сунуть нос в поэзию.

Байдарская долина напоминает собою превосходно расписанную чашку, на дно которой кто-то плюнул.

На самом дне её расположены Байдары,

Деревушка, населённая турками, русскими, армянами, татарами и греками.

Утренние лучи солнца золотят вершины гор, со всех сторон защищающих Байдары от малейшего ветра.

Словно природа ужасно боится, как бы не надуло какому-нибудь черноносому грекосу.

В свежей утренней тишине не дрогнет, не шелохнётся ни один листочек.

Тихо. Слышно, как журчит где-то чистый, прозрачный горный ручеёк да пофыркивают на дворе отдыхающие кони.

Ярко зеленеют на солнце крошечные изумрудные нивы, огороженные плетнями, и освежительно сияет, словно снег, густой белый туман, залёгший вверху, в Байдарских воротах.

Словно снежная лавина, медленно полает он в долину и тает на середине горы.

А над всей этой чудной картиной огромным куполом сияет голубое, безоблачное южное небо.

Тут природа дважды благословила человека.

Она дала ему превосходные виды и массу свободного времени, чтобы ими любоваться.

Плодородная почва без всяких усилий с его стороны родит необандероленный табак.

А проезжающие дают на чай.

Байдарец — аристократ.

Он встаёт часов в восемь.

В девять вы можете застать его ещё кейфующим в местном клубе, носящем громкое название «Восточная кофейная Учан-су».

На отдельном возвышении, устланном красным сукном и окружённом перильцами, дремлют, поджав под себя ноги, старики и особо почётные персоны деревни.

Тут же, оборотясь к окну, на коленях, сидя на подвёрнутых под себя ногах и перебирая чётки, доканчивает утреннюю молитву какой-то правоверный.

В уголке другой правоверный совершает омовение, черпая воду прямо руками из той же кадушки, из которой черпают её для приготовления кофе.

Впрочем, этим кофе лакомятся только черноносые грекосы.

Мрачные турки и унылые татары молча сидят за столиками.

У них Рамазан — и им разрешается есть и пить только в 6 часов вечера.

Зато греки и кофеем упиваются и трещат между собою так, что, наверное, в полчаса могут рассказать целую Одиссею.

Если бы я когда-то так же бойко и быстро мог спрягать греческие неправильные глаголы и склонять существительные третьего склонения?

Быть может, я был бы теперь помощником присяжного поверенного, а не вольным фельетонистом.

И меня гнали бы теперь за неплатёж с квартиры вместо всякой поездки по Крыму!

В кофейне рассказываются все новости.

Какой-то грек при мне рассказывал какому-то русскому о «хоросей сляпе», которую ему удалось свистнуть у проезжего на постоялом дворе.

— Стащить у проезжего шляпу!

Наверное, это потомок того самого афинянина, который предлагал изгнать Аристида за то, что он «слишком честен».

Однако пора из этой вонючей кофейни на не менее вонючий постоялый двор, который громко называется «гостиницей для проезжающих».

— Сколько с меня следует?

— Один рубль двадцать пять копеек.

— Как? За стакан кофе???

— За кофей-с четвертак да за номерок, в котором вы изволили его пить, рубль.

— Да ведь я в этом номере не останавливался.

— Всё единственно. Ежели переночевать, — полтора рубля. А ежели только чайку или кофейку в нём попили, — рупь.

Заплатил рубль за то, чтоб истратить четвертак.

Отдохнувшая тройка бойко бежит в гору. Утро делается всё лучше и лучше.

По склонам гор цветёт белодеревник, распускается акация и чуть-чуть начинает уж зеленеть бук,

Когда вы обернётесь, чтоб в последний раз взглянуть на Байдарскую долину, она вам представится прекрасной, зеленеющей, изумрудной, чарующей и свежей и ликующей при ласковых лучах солнца.