Влас Дорошевич - Литераторы и общественные деятели

— Оставь, оставь меня, сатана!

А сатана был его талант.

Это было в Индии.

В Индии, где боги ближе к земле, и от их благодатного дыхания на земле случаются чудеса.

Такое чудо случилось в Пенджабе. Жил-был в Пенджабе великий раджа. Премудрый и славный.

От Ганга до Инда гремела слава его. Даже далёкие страны наполнялись благоуханием его ума.

Из далёких стран сходились люди послушать его мудрости.

Божество сходило к нему и беседовало с ним, и говорило его устами народу. И он всех принимал под тенью развесистого баобаба.

Он был богат и могуч, но оставил всё и удалился в лес, и поселился там, далеко от людей и близко к божеству.

Целыми днями он стоял на коленях, устремив к небу восторженный взор.

И видел он в голубой эмали божество, доброе и грустное, с печалью и любовью смотревшее на землю. Когда же приходил кто, старый раджа прерывал для него своё созерцание божества и беседовал с пришедшим, пока тот хотел. И обращались к нему с вопросами, сомнениями все, кто хотел.

Кругом кипели войны, совершались насилия, носилось горе, — и на всё, как эхо, откликался из глубины леса страдавший и молившийся старый раджа.

Его голос то гремел, как раскаты небесного грома, то проносился, как проносится по цветам лёгкое дыханье весеннего ветерка.

Грозный к сильным, полный любви к слабым.

И звали мудреца индусы:

— Великая Совесть.

Так жил в глубине леса старый, ушедший от всех благ мира раджа.

У него были враги.

Они кричали:

— Зачем он ушёл от мира и не живёт, как прилично радже?!

— Он делает это ради славы!

— Из лицемерья!

— Он пресытился!

И были около него хуже, чем враги, — его ученики.

Они тоже бросили всё. Хотя им нечего было бросать.

Они тоже отказались от всего. Хотя им не от чего было отказываться. Они жили также под сенью окрестных деревьев, выбирая для этого баобабы, — потому что великий учитель жил под баобабом.

Они носили лохмотья, которые тлели у них на теле.

Они ползали на брюхе, боясь раздавить ногой насекомое в траве.

Встречаясь с муравьём, они останавливались, чтобы дать ему время уползти с их пути и не задавить его. И считали себя святыми, потому что, дыша, закрывали рот рукою, чтобы нечаянно не проглотить и не лишить жизни маленькой мошки.

Подражая великому учителю, они также целыми днями стояли на коленях и смотрели, не отрываясь, вверх, хотя он видел в небе божество, а они видели только кончик своего носа.

И вот однажды учёный раджа заболел. Смутились все кругом, что уйдёт из мира Великая Совесть, и бросились к инглезским врачам с мольбою:

— Спасите нам его.

Инглезские врачи, посоветовавшись с их мудростью, сказали:

— Старый раджа истощён. Возьмите цыплёнка, сварите его и дайте пить больному. Это подкрепит его силы.

Сейчас же принесли цыплёнка.

Но факиры закричали голосами, дикими, как вой шакалов:

— Что? Не он ли, когда голод изнурял нас, отдавал свой рис муравьям, потому что и муравьи в голодный год голодны также. Не он ли говорил: «Не убивайте». И вы хотите напоить кровью его сердце. Убить живое существо, чтобы спасти его.

— Но он умрёт.

— Но мы не допустим убийства!

И старый раджа умер.

А цыплёнок остался жив.

Боги близко живут к земле в великой таинственной Индии.

Увидав то, что происходило, Магадэва улыбнулся печальной-печальной улыбкой и вычеркнул завет, что начертал на золотой доске:

— Не поклоняйся идолу…

И написал с грустной улыбкой:

— Не поклоняйся цыплёнку.

Вдали от «всякого другого жилья», около бочки, лежал на песке голый грек и грелся на припёке.

К нему с блестящей свитой подъехал царь.

Царь спросил:

— Не могу ли я что-нибудь для тебя сделать?

Грек посмотрел на стоявшую перед ним пышную толпу, вероятно, так, как мы смотрим на пёстро оперённых птиц, — с любопытством, но без зависти.

И ответил:

— Отодвинься немного от солнца.

Вероятно, многие из присутствовавших тогда с удивлением пожали плечами.

Через много-много сот лет пожал плечами и я, думая как-то случайно об этом эпизоде, случившемся так далеко и давно.

Неужели Диоген, действительно, ничего не мог попросить у Александра?

Неужели он не знал ни одного несправедливо обвинённого и не мог попросить за него царя?

Неужели в Греции все были так счастливы? И не было ни одного несчастного, чтоб сказать царю: