Павел Лукницкий - Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 1, 1924-25 годы)

Так что сделался каждый день

Поминальным днем,

Начали песни слагать

О великой щедрости Божьей

Да о нашем бывшем богатстве

* * *

"Оттого, что я не хотела

Ни роз, ни ехать на Север"

Я сказал, что мне очень нравится этот оборот.

"Я хотела его переделать, - это не по-русски как-то, а Коля сказал, чтоб я оставила, что именно так - хорошо".

Училась в Киеве на женских юридических курсах.

Говорили о "сатириконстве" АА. Я спросил, как относились к нему студенты, когда АА была на курсах.

"Когда на курсах была - была тише. Потом стала такой веселой..."

О стихах Ходасевича отзывается очень сдержанно. Когда я спросил в упор: "Любите?", - ответила принужденно: "Есть хорошие стихи, но все это какое-то деланное, неоправданное"...

Я спросил, как относится к стихотворению О. Мандельштама о мороженом. Ответила: "Терпеть не могу! У Осипа есть несколько таких невозможных стихотворений".

Не любит еще стихотворения о галльском петухе и гербах всех стран (из "Tristia").

"Золотистого меду струя" - прекрасное стихотворение.

Где-то в гостях встретилась с П. К. Губером. Он за столом громко сказал какую-то гадость. АА говорила о Губере, возмущаясь его пошлой грубостью.

Рассказывала о том, как она получила известие о смерти Н. С. Она была в Ц. С., в санатории; сидела на балконе с М. В. Рыковой. Перед балконом изгородь, за ней дорога.

Подходит ... и вызывает за ограду М. В. Рыкову. Та встает, идет. Он ей что-то говорит, и АА видит, как та вдруг всплескивает руками и закрывает ими лицо. АА, почувствовав худое, ждет уже с трепетом, думая, однако, что несчастье случилось в семье Рыковых. Но когда М. В., возвращаясь, направляется к ней, АА уже чувствует, что известие относится именно к ней. М. В. подходит и произносит только: "Николай Степанович..." - и АА сама уже все поняла.

"Через несколько дней после похорон Блока я уехала в Царское Село, в санаторию. Рыковы жили в Царском Селе тогда, на ферме, и часто меня навещали, - Наташа и Маня. Я получила письмо от Владимира Казимировича из Петербурга, в котором он сообщал мне, что виделся с А. В. Ганзен, которая сказала ему, что Гумилева увезли в Москву (письмо это у меня есть). Это почему-то все считали хорошим знаком.

Ко мне пришла Маня Рыкова, сидели на балконе во втором этаже. Увидели отца (Виктора Ивановича Рыкова), который подходил - вернулся из города и шел домой к себе на ферму. Он увидел дочь и позвал ее. Подбежала Маня, вернулась ко мне и сказала только: "Николай Степанович!..".

АА нарисовала план улиц и дорогу на ферму.

Отец прочел в вечерней "Красной газете".

Я жила в комнате, в которой было еще пять человек и среди них одна (соседка по кровати) - член совдепа. Она в этот день ездила в город, в заседание, которым подтверждалось постановление. Вернулась и рассказывала об этом другим больным.

Утром поехала в город. На вокзале в Царском Селе увидела "Правду" на стене. Шла с вокзала пешком в Мраморный дворец к Вольдемару Казимировичу. Он уже знал.

Говорила по телефону с Алянским, который сказал о панихиде в Казанском соборе ("Казанский собор"... я поняла).

Была на панихиде и видела там Анну Николаевну, Лозинского, были Георгий Иванов, Оцуп, Адамович, Любовь Дмитриевна Блок была, и очень много народу вообще".

Говорила о том ужасе, который она пережила в 1921 году, когда погибли три самых близких ей духовно, самых дорогих человека - А. Блок, Н. С. и Андрей Андреевич Горенко.

О впечатлении, которое произвел на нее номер "Ленинградской правды", наклеенный на стене вокзала в Ц. С., - того вокзала, где она видела Н. С. в детстве, в юности, во все периоды его жизни...

Когда жила на Фонтанке 2, в узкой комнате, завешанной иконами, - она часами пролеживала на подоконнике, прислушиваясь, как поют солдаты. Вот пение, в которое органически не может быть ни одной фальшивой ноты.

- Хотите, я подарю вам бусинку?

- Хочу.

Отошла от печки, вытащила шкатулку с четками и иконками и дала мне три бусинки.

- Когда я умру, все соберутся и составят из них одно целое...*

...Статья Мандельштама "Буря и натиск", - "Русское искусство", No 1. Эпоха.

...Посмертную статью Разумника "Жеманницы" (есть ли там о Моравской?).

...Есть ли у меня дата, когда Н. С. выбран в правление (в совет?) Академии Стиха (в 1913 г., в декабре, кажется!).

..."Огненный столп" вышел в сентябре, вероятно (отпечатан в августе). "Anno Domini" - в двадцать первом году, в ноябре, приблизительно.

Значит, "Огненный столп" в два - в три месяца разошелся.

АА сказала мне (в ответ на мой вопрос), что выбор формата для 1-го издания "Anno Domini" был сделан не ею, - и рассказала, что когда Блох жадный и стремившийся все сделать подешевле - взялся за это издание, АА раз пришла в издательство, и он стал показывать ей разные сорта бумаги - выбирал бумагу для сборника. Потом стал выбирать форматы, держал в руках листок бумаги размером в 1/8 писчего листа. Говорит: "Вот, бумага будет такая, а формат так..." - прервал слово, подумал, потом решительно сложил листок пополам - и заключил: - "А формат - такой!" (так вдвое меньше бумаги, следовательно - вдвое дешевле).