Сергей Лукницкий: Бином Всевышнего

Ребенок быстро обогнал в развитии крестьянских детей, был образован, владел двумя языками, изучал арифметику и грамматику, по при этом одно было необычно: тосковал по крестьянским играм, и князь раз, и другой, и третий, обратившись к медикам, принужден был согласиться с ними и отпускал ребенка на волю.

Итальянка, его мама, замуж не вышла, прожила до тридцати лет в поместье князя и по достижении возраста, за которым для женщин в восемнадцатом веке была только старость, засобиралась па родину.

Быть может, ее жизнь не сильно бы и взволновала сочинителя, если бы не произошло тут некоторое событие, которое существенно повлияло на грядущую жизнь всего рода. Дело в том, что старший названный брат Аристарха, крестьянский парень Селиван, неожиданно в эту иностранку влюбился.

Ему было семнадцать, ей уже тридцать, но по целым дням они уединялись и кончилось это тем, чем должно было кончиться: Селиван заговорил на непонятном итальянском языке, и вместе с этим языком в его сознание вливались мысли о неведомой стране, куда он больше жизни хотел теперь уехать вместе со своей дорогой его сердцу возлюбленной.

Ему казалось, что его итальянка - фея из сказки и, как всякой фее, Селиван хотел угодить по-сказочному, ибо галантность, свойственная мужчинам его столетия, была ему недоступна. Он был крестьянок им сыном и никто не учил его ни правилам хорошего тона, ни умению скрывать свои чувства.

И вот однажды, глядя в горящие глаза своей избранницы, он вымолил ее соблаговоление - назначить ему испытание, которое столь необходимо получить от возлюбленной - каждому мужчине, особенно в юном возрасте, и она сперва не понимала, но однажды, рассмеявшись, повелела ему пойти ночью в лес п найти там черный лесной тюльпан, цветок, о котором в поместье Лукина рассказывали таинственные и даже страшные вещи. Верила ли она в существование такого цветка, Бог ее знает, но влюбленный Селиван отправился за этим цветком.

Она провожала его.

А когда он ушел, затосковала.

И впервые в тот миг ей показалось, что дорогой ее сердцу мальчишка вовсе и не мальчишка уже. Поэтому и проплакала всю ночь, а утром, когда он появился с цветком, увидела перед собой совершенно другого человека. Перед ней стоял взрослый мужчина, и она стала его тайной женой.

О своих приключениях в ночном лесу он, как и подобает настоящему мужчине не рассказывал, сказал только, что помогал ему не бояться и искать тюльпан большой деревянный крест, который он и показал возлюбленной. Он рассмотрела массивный деревянный крест черного дерева и ничего не сказала.

Жизнь в поместье продолжала течь так, как ей положено было это делать, Аристарх вырос, получил вольную, и по завещанию ему была отписана часть поместья, которая являла собой въезд в село.

В словаре живого великорусского языка Даля есть старинное, давно умершее слово. Когда дорога перед самым селом вдруг раздваивается и одна се часть обходит его, а другая проходит сквозь, то домики, которые расположены в луке, называются как раз этим словом - "лукиница".

От этого слова и пошел род, являющий собой интерес для моего повествования.

Аристарх Лукин, получив часть отцовского наследства, тем самым еще не получил право на дворянство. До него было еще целое поколение. У него родился сын Владимир, который прожил благообразную, благочинную жизнь, стал писателем, издателем журнала "Северный Меркурий" и переводчиком французских пьес, к которым неравнодушна была сама императрица.

К концу дней своих "за литературную деятельность и на благо России" Аристарх Владимирович получил дворянство и часть земель на границе Белоруссии и Литвы. Позже он ходатайствовал о праве на восстановление титула.

К этому времени уже давно жил на свете Николай Аристархович - сын писателя. Но по литературной стезе не пошел, хотя занимался весьма достойным мужчины делом - служил государю, участвовал в русско-японской и русско-турецкой войнах, дослужился до полковника и как полковник уже получил право передавать дворянство по наследству, за службу государю был пожалован графом, выйдя в отставку.

- У меня нет никаких сомнений в том, - писал я упоенно, - что самое интересное дерево - это дерево рода, так называемое генеалогическое, на ветвях которого можно прочитать все собственные недостатки и достоинства, образ мыслей и даже внешние черты.

История и судьба так причудливо путает карты, что если только на свете существовал бы прибор, который мог беспрепятственно рассказать нам все о нашем прошлом, мы увидели бы удивительные и занимательные вещи, которые сегодня лишь передаются (да и то редко)