На этом разговор о сортире, - куда мне надлежит, по словам начальника ОВИРа, прибыть тот же час, едва мой самолет приземлится на земле Франции, вне зависимости от моего положения, принадлежности, вероисповедания и строя, который меня воспитал, мы и попрощались.
Он пожал мне руку, как жмет ее человек своему тяжело больному другу, оставляя его одного перед операцией в светлой и холодной палате.
А я, оставшись перед операцией, отвлекался тем, что перестал о ней думать, но зато читал, продираясь через "Юманите", смотрел все о Франции и слушал советы друзей и знакомых. Уже через неделю я знал два иностранных слова: "облико-моралес совьетико" и "туристо-иноземо" - нимало не заботясь об их значении.
ГЛАВА 2
15 августа
Клянусь, поднимаясь по трапу, я не оглянулся на безмолвно раскинувшееся Подмосковье. Может быть, это случилось потому, что сам я плохо представлял себе то предприятие, которое затеял. Не знаю, но только не оглянулся, а как именитый пассажир поздоровался со стюардессой, прошел на свое место и стал смотреть в иллюминатор.
Этому предшествовало знакомство с пограничниками, которые теперь, уж не знаю, для каких конспиративных целей, были одеты в одинаковые черные, плохо подогнанные по фигурам костюмы. Несмотря на жару, они проверяли наши документы в этих самых, мокрых от пота одеждах. Когда я писал о них свою книгу "Цветы вереска", они были в зеленых фуражках и нравились мне гораздо больше. Таможенники, похожие на милиционеров (их тоже одели в новую форму), презрительно пропустили меня не глядя - что им нищий турист без денег. Один из них занялся респектабельным толстяком, и скоро стало ясно, что общение с ним обещало быть полезным не только таможеннику, но и, возможно, даже Внешэкономбанку.
У меня не столь необузданная фантазия, чтобы сквозь пелену облаков представить себе, да еще и описать четыре промелькнувшие подо мною в тот день страны: Польшу, Австрию, Венгрию и Италию. Я и не искал их внизу, а только часок подремал, часок почитал, и тут-то премиленькая стюардесса из наших стала развозить напитки.
Глядя на ее ножки, я почему-то захотел пить еще больше, но едва только она поравнялась со мной, как... о боже! Понял - все, что она везла: и баночный эль, и орандж джюсс, и сок авокадо, и виски, и джин, и ле минераль, и даже рассоль де капуст, - все это можно было купить на любые деньги, кроме наших.
- Да за что ж нам так, - обиделся я за державу, коей считал себя патриотом, и легонько наклонился вперед, дабы стюардесса воочию могла убедиться в чрезвычайном моем неотреагированном желании.
Она пристально посмотрела на меня, но поехала себе дальше. А я лихорадочно стал соображать, что же делать.
- Думать, - рявкнул кто-то у меня над ухом.
Я оглянулся, но все, кто могли рявкнуть, или пили виски или кьянти в высоких стеклянных тяжелых бокалах, или спали.
"Неужели срабатывает сигнальная система?" - подумал я. И, быть может, не ошибся.
Выбравшись со своего места, я отправился гулять по салону и, поравнявшись со стюардессой, с вожделением посмотрел на нее и на напитки.
- Пить будете? - равнодушно спросила она.
- Бабок нет, - ответил я достаточно внятно, и она улыбнулась.
- Анекдот на эту тему знаете? - галантно продолжил я беседу, давая понять, что анекдотов у меня в запасе значительно больше, чем денег.
- Нет, - ответила она и повезла свой столик в сторону кабины пилотов, расскажите.
Я втиснулся за ней в служебное помещение. Жажда заставила меня быть кратким и красноречивым.
- Ну, ситуация примерно как сейчас, - сказал я, - прелестная девушка развозит напитки по салону и, доезжая до одного пассажира, на вопрос: "Будете ли пить?" все время получает от него: "Бабок нет". Она не поняла, что это означает - рейс был иностранный, и пошла посоветоваться с пилотами. "Вот, говорит, у меня в салоне странный пассажир, я ему: "Виски будете?", а он мне: "Бабок нет". Что такое "бабок нет", пилоты тоже не знали, и потому радист немедленно соединился с землей, земля в свою очередь запросила филологический факультет Гарвардского университета, вскоре информация была передана на борт воздушного судна и сообщена стюардессе. И вот она, стройная, милая и томная в очередной раз идет со своим столиком на колесах мимо пассажиров, подъезжает к грустному путешественнику, который все время произносит странную фразу. И когда на ее вопрос: "Водку, сэр?", он снова раздраженно бурчит: "Бабок нет", неожиданно получает преисполненный благосклонности ответ очаровательной стюардессы: "На халяву, сэр".
Читать дальше