Виктор Лысенков - Мементо ! (Книга стихов)

Вспомните, вспомните! - РУССКИМИ были,

Пока вас совсем не забили. Пока вас совсем не убили!

Сегодня до русской трагедии - ни действия, ни слезы!

Неужто история запорашивает нации нашей следы?

Пройдитесь по карте: Поволжье, Сибирь и Кавказ...

Не ранит? Не жжет? Или там это все - не про вас?

Ах, "добрая" Азия! Не русских ли жгли на кострах?

Нам головы резали - и вселяя в нас страх.

"Бедная" Азия! Сюда мы направили лучших сынов,

Чтоб ты отряхнулась от мрачных и сонных веков.

Но как мы ошиблись! Забыли слова про топор и про плеть...

А грустный итог? - Не одна здесь погибла знатная русская ветвь.

Тех самых, тех самых русских сынов,

Что славою были российских веков!

Он был самым первым коварно убит

Еще до начала массовых битв.

Он был Каратыгин. Последний из тех,

Кто много оставил в истории вех.

Пращур Андрей. Александринка. Он - у всех на устах

Лучший на сцене был щеголь, пижон, как мы говорим, вертопрах.

Был сын его старший далек от веселых ролей

С трагизмом каким он играл королей!

И в нашу культуру, в ее пантеон

Навеки Василий Андреич внесен.

А брат его, Петр, многое взяв у отца,

В маске шута нередко являл мудреца.

И часто на сцене славу делили

Прекрасный актер и автор своих водевилей.

И как педагог из своих многочисленных пьес

Он с гордостью мог называть колоритные типы шутов и повес.

А сыном, Петром же, перевернут талантов семьи еще лист:

Дописывал век ученый историк и романист.

Вот русская ветвь! Вот сила таланта!

В имени каждом - грани брильянта!

О, тень Рудаки! Я пишу не касыду,

Не славлю тиранов, не прячу обиду

Я - в веке ином. И другого столетья конец.

Он русским несет разоренье, презренье, свинец.

Великие пращуры! Если б вы знали,

как вашего внука они убивали.

Как цель выбирали.

Как точно все знали!

Два метра. Красавец. За тридцать чуть-чуть,

И впереди - яркий творческий путь.

Слышало ухо небесной гармонии звуки,

Из плоти земли творили гармонию руки.

И сочеталось легко и светло

Стило гончара и простое перо.

В остатках арычных копеечных вод

Прервался могучий, талантливый род.

И как по-шакальи следы заметали,

Грозили семье. И все - отрицали.

Это потом, через год, их родной шариат

Поставит всех сверстников Димы - в смертников ряд.

Пусть русские помнят о нашей беде

О зверствах в далеком Курган-Тюбе.

И как в Душанбе каждый дом и квартал

День и ночь оборону держал и помощи ждал.

Как из Куляба отряды таджиков рвались,

Чтобы спасти от джихада русскую жизнь.

Но не дошли. Я не знаю больше позора!

Как русские танки по нашим палили с косогора.

По тем, кто хотел ваххабитов изгнать.

Но по-иному решила кремлевская новая знать.

Нам - танков не дали. В нас бил автомат!

А "телек" трещал: там русские - коммунистический электорат...

Так режьте их, бейте - от нас не убудет.

Мы - здесь окопались, верхи захватив. Там - русские люди.

То есть тот самый коммунистический электорат,

Который, дурак, дерьмо-исламу не рад.

Я - европеец. Я - русский. Закончу "касыду". Она - словно мина.

Прости, Каратыгин - последний. Прости, милый Дима.

Я сделаю все, чтобы нас не считали за стадо баранов,

Чтоб с уваженьем звучало имя ИВАНА!

Пусть никого не гложет обида.

Но помните: это - антикасыда.

О, русский народ! Чтоб счастлив ты был и богат

Крепко держи в руках автомат!

22 сентября 1996 г.

* Рудаки - основоположник таджикской классической литературы. По преданию, блестящий мастер касыды, жанра восточной поэзии, преимущественно панегирического содержания. Творчество Рудаки падает на эпоху Саманидов, последнего века первого тысячелетия.

Зная, что у Димы - коричневый пояс по карате, убийцы прыснули ему в лицо нервно-паралитическим газом, а затем бросили в арык лицом вниз в крошечные лужицы и держали его, потерявшего сознание, так до тех пор, пока он не захлебнулся.

ПАВШИЕ?

Какие огромные волны

Могильных застывших холмов

Здесь звезды и обелиски.

И лес разноликих крестов.

Недвижны все эти громады.

О чем мне сигналят кресты?

Как будто усопшие держат флаги

В честь взятия высоты.

А, может, кричат мне немо,

Что тяжко им в этих холмах,

И что чужое небо

Навечно в мертвых глазах.

Какая тяжелая осень!

Долина - одни города.

Сквозь пыль - горизонта просинь.

И временами - пальба.

Вот так. Расплодили. Настроили.

И мертвыми здесь полегли.