Владимир Максимов - Семь дней творения

- Дожил! - Весь еще во власти раздражения, он мало-помалу приходил в себя. - валяйте, чего уж там!

Обстоятельно и толково Гупак поведал ему обо всем, что случилось с Николаем. И - странное дело! - чем безотраднее рисовалось Петру Васильевичу нынешнее положение дочери, тем полнее становилось его сочувствие к ней.

"Эх, Антонина, Антонина, отцу родному не доверилась! Что я, зверь, что ли?" К концу гупаковского рассказа ему уже не сиделось на месте. Стоило тому умолкнуть, как он сразу же нетерпеливо заторопился:

- Телеграмму надо дать. - Жизнь снова обрела для него реальную цель. Чего ж она там сидит одна с ребенком?

Лев Львович, явно не ожидавший с его стороны такого скорого и определенного отношения к своему сообщению, смешался:

- Подготовиться бы надо.

- А чего нужно? Все есть. Чего не достанет - купим.

- В порядок квартиру бы привести, Петр Васильевич. Ребенок ведь там жить будет.

- Когда же теперь? Найми, с неделю провозятся. А то и больше. Сам рад не будешь, чего уж там!

- Зачем же неделю,- осторожно вздохнул тот. - Гусевых позвать - в два дня управятся.

- Гусевых? - упоминание о старом соседе несколько покоробило его, но отступать было поздно, и он сдался. - Гусевых, так Гусевых. Только возьмется ли? Ему другой заказчик по нраву.

- Какой там! - Гупак воодушевленно вскочил. - За особую честь почтет. - Его прямо-таки распирала жажда немедленной деятельности. - Нечего и откладывать, сейчас пойдем.

- Удобно ли вот так... Сразу... Как снег на голову?

- Уж чего удобнее! Только рад будет.

- Ну, коли так...

- Будьте покойны.

Редкие в эту пору дня прохожие с удивлением оборачивались вслед двум старикам, которых едва ли кто в городе ожидал когда-нибудь увидеть мирно идущими бок о бок по улице. Но им было теперь ни до кого. Оживленно обсуждая предстоящие хлопоты, они незаметно для себя пере-секли город из одного конца в другой, направляясь туда, где царственно маячил над окраинной слободой резной конек гусевского дома.

Самого хозяина они застали за углублением сточной канавы вдоль внешней стороны изгороди. Жилистый, ширококостный, он орудовал штыковой лопатой с размеренной сноровкой человека, привыкшего делать любую работу без огрехов и на совесть. Заприметив гостей, Гусев с силой воткнул лопату в грунт, вытер пот со лба и радушно, но безо всякой, впрочем, искательности, заулыбался им навстречу полнозубым волевым ртом:

- Кого я вижу! Привет, привет, гостюшки! - Он обратился в сторону дома. - Мать!

За изгородью, на высоком крыльце мгновенно, будто только и ожидала мужниного зова, появилась не старая еще совсем женщина в клеенчатом переднике и, вытирая руки кухонным полотенцем, в свою очередь, гостеприимно засияла оттуда:

- Милости просим. Чего же у двора стоять, проходите в дом, гости дорогие!

Нет, она почти не изменилась - бывшая соседка его Ксения Федоровна. Время лишь чуть заметно стянуло ее моложавое лицо тоненькой паутинкой едва уловимых морщин. Сидя за столом на открытой веранде, Петр Васильевич искоса следил, как споро и несуетливо хлопотала она вокруг них, стараясь придвинуть ему кусок получше и рюмку пополней, и в душе завидовал хозяину и дарованной ему жизненной удачливости: "В рубашке родился, чёртов сын!"

- Об чем разговор! - Легкий хмель только подчеркивал щедрую вальяжность Гордея. - Сделаем. В обиде не останешься, Васильич. Я не коммунхоз, на авось не работаю. И цена по совести. А тебе, как бывшему соседу, так и вовсе скидка. Завтра с утра к тебе своего парня пришлю, а к вечеру сам приду, помогу. Договорились, в общем... Здоровьичко-то как, Васильич?

- Скриплю.

- Кость в тебе крепкая. Вы, Лашковы, все почти до ста набирали. Ты в них заряжен. Тебя еще надолго хватит.

- Где там! Этот десяток доскрипеть бы, и то дело. Бывает, шнурок завяжу, а разогнуться уже мочи нет. Земля к себе тянет. - Неожиданно он перехватил взгляд Гордея, со значением устремленный на Гупака. - Скоро рассчитаюсь.

- Пойду, пожалуй,- взглянув на часы, суетливо заторопился Гупак,- ждут меня.

- Сиди, Львович,- сказал Гусев, но сам встал, чтобы проводить гостя,подождут.

- Нет, нет, нельзя мне дурные примеры пастве своей подавать... Спасибо за угощение.

От внимания Петра Васильевича не ускользнули ни взгляд, которым они при этом обменялись, ни поспешность, с какой Гупак откланивался, ни облегчение хозяина, после того, как тот вышел. Неясное подозрение, возникшее у него в самом начале встречи, окончательно укрепилось в нем: "Договорились, заранее договорились обо всем, старые хрычи!" Он не только не оскорбился их сговором, но даже, в известной мере, был рад этому. Смутная тяга его к Гусеву и таким, как Гусев, становилась с течением времени почти неодолимой. От них - этих людей - исходило еще неясное для него ощущение властной надежности, около которой ему жилось увереннее и яснее. Глядя на них, на их крепкие и твердые рты, можно было с уверенностью сказать, что жизнь на земле никогда не кончится. Они не дадут, не позволят ей кончиться, так наполнение и беспрерывно билась в них деятельность, работа.