Ал Малышкин - Люди из захолустья

- Кто? - голос сменился у Петра, охрип.

- Кто? Застава, слышь, из рабочих, кто же кроме... Из эдаких вот!

Журкин, не оглядываясь, чуял, что она тычет пальцем в его спину, ненавистную ей спину.

- Жили мы тихо, никого не трогали... Кой черт их сюда понагнало? На наших слезах строят! - Аграфена Ивановна с умыслом взрыдывала все громче.Подожди, вспомнит господь эти слезы!.. Вот как ударят ветра-то!

Петр шикал на старуху, силком поволок ее куда-то. Журкин тоже двинулся прочь. Уныние овладело им. Он брел краем бугра. Долина стройки раздвигалась под ногами ровно, как по озеру, солнечно, населенно, вся в лагерных дымках, в крышах, в шершавых торчках лесов, арматурных вышек, в промельках могуче-бетонных бастионов. Все это росло неостановимо, день ото дня, подобно полой воде, настигало свое будущее... И все это будет истреблено? Журкин-то и руками и всем горбом своим знал, что значит, например, связать из теса одну площадку на лесах... И под каждой крышей жило там такое же теплое тело и дыхание, как у него, у Поли, у Тишки, оно жило, думало, варило хлебово, работало. Он мысленно накинул на эти крыши ветра, объятую огнем Сызрань, которая до сих пор содрогала его в снах. И он видел пламя еще страшнее, чем в снах. Оно косматилось старухой, дорвавшейся, наконец, до своего, ликующей...

Были эти мысли омрачительны и тягостны, а у Журкина своих бед хватало. Он долго крутил по толкучке и между лавчонок, пока в игрушечном ряду не приметил, кого надо.

Подождал, пока Подопригора приторговывал что-то.

- Поговорить? - переспросил он гробовщика.- Верно, поговорить надо.Ничего хорошего не обещало это согласье.- Ну, пойдем, где потише.

В руке у Подопригоры золотела новенькая ребячья дудка. "Ага, собственных-то дитят жалеет",- с уязвлением подумал Журкин. И свои, все шестеро малых, заболели в нем перед страшной минутой. Подопригора вывел гробовщика на тот же малолюдный край бугра.

- Слушаю,- сказал он непроницаемо спокойно.

И гробовщик малодушно ослабел. Напор его сразу пропал, дыхание остановилось, как тогда, в бараке... И слова потерялись. Он напрягся,- хоть что-нибудь выдавить из себя, и не нашел...

Подопригора кончиком сапога сталкивал камешки вниз.

- Ну?

Гробовщик следил, как сбегали камешки. Глазам его открылась та же знакомая солнцевеющая долина. Казалось, еще удушливая гарь оседала на ней после недавнего видения... У Журкина нечаянно вырвалось:

- Вот... болтает народ, что ветра придут, сухмень... И от одного уголька иль от цигарки все строительство зараз, в секунду может смести. Сызрань вот так же однова горела...

Подопригора сделался внимательнее.

- Верно, болтает кое-кто, слыхал.

- А нам оно, строительство, кусок хлеба дает. Значит... надо такой удар сделать, чтобы не давать добро уничтожать. А какая ваша охрана? Вон ваша охрана стоит, с бабой язык чешет.

То было внезапное, само собой пришедшее озаренье. Подопригора как бы поощрял, но испытующе, с холодком.

- Что же, говори.

- Дара у меня нет - говорить. Я вот в одно время в пожарной дружине участвовал, в охотниках. Вот кабы и здесь... в каждом бараке, на каждой постройке охотников завести. Обучить: кто будет лазальщик, кто топорник, кто ломальщик. Чтоб - как войско... чуть какой случай, и оно раз - ударяет.

Мысль была нехитрая, но Журкин распылался от нее. Даже шапку лихо сшиб назад. Подопригора задумчиво играл дудочкой.

- Так.- И глянул сухо, в упор.- У тебя раньше собственное дело было?

- Ну, гробишко когда по случаю сколотишь... столярные поделки там... рамы какие-нибудь.

- Сколько мастеров имел?

Журкин горько ухмыльнулся:

- Где уж там мастеров!.. Одному-то делать нечего. Село у нас, район. Село Мшанск.

Подопригора смотрел на него отсутствующими глазами. Он в себя смотрел. Но не время было для этого сейчас... Он встряхнулся.

- Что же, ты правильно это задумал. Тут... молодежь надо в работу взять. Вот попробуй, у себя сорганизуй.

Журкин не ожидал, чтобы так сразу...

- Ничего, действуй, мы тебе поможем.

В радостной распаленности своей гробовщик сейчас был на все согласен. Солнце, какое солнце лилось на мир!

- Поможете - тогда, конечно. Опять же надо разный припас достать веревки, топоры.

Гробовщик осмелел, баловное мечтанье даже позволил себе:

- Опять же каски...

Подопригора согласен был и на каски. И теперь он больше хотел знать об этом человеке.

- Ты ведь в плотничьей артели работаешь?

Журкин объяснил, что он собственно мастер-краснодеревец, и опять: что мастеров этих осталось мало, потому что для них работы нету.