Афанасий Мамедов: Фрау Шрам

- Илья, скажите мне только честно, Христофор, действительно, ничего такого вам не говорил, когда вы с ним перед самым отъездом сидели? Вы же с ним очень долго о чем-то беседовали.

Я делаю вид, что пытаюсь вспомнить, о чем вообще мы с ним тогда говорили.

Пожимаю плечами. Нет, ничего такого не припомню. Самый обычный мужской треп.

- Ну что вы, Людмила, - говорю, - неужели вы думаете, если бы он что-то такое сказал, я бы вам не передал по телефону еще из Баку.

Она вздыхает. Насаживает на вилку котлету, приготовленную моей мамой, и кладет себе на тарелку. Еще раз вздыхает и кладет фаршированный баклажан.

Я достаю сигарету. Тянусь к Колизею, набитому семечной шелухой, и вспоминаю, что Людмила курит только на кухне.

- Курите, курите... - Она наливает себе и мне.

Я думаю, что мне уже хватит пить. Людмила не замечает моего жеста.

- С тех пор, как этот мерзавец оставил меня, а меня никто так не оставлял, я курю и здесь, и на кухне, я вообще стала много курить.

- Да, но... выглядите вы ничего. - Я чокаюсь и закуриваю, и ругаю себя за то, что сам же навел ее на продолжение бакинского телефонного разговора.

Закусив баклажаном, Людмила говорит:

- Что значит "ничего"?

О, думаю: попался после двух рюмок.

- То есть, я хотел сказать, вы очень хорошо выглядите. По вас совершенно не видно...

- ...что меня бросили, оставили...

-...что вы стали больше курить...

-...как никто никогда не оставлял?!

Она опять наливает. Я опять прикладываю руку к груди, показывая, что больше не могу. Она опять не замечает моего жеста.

- Куда я только не звонила. И на работу к нему, в офис, и домой, и на программу "Третий глаз", всех его клиентов на ноги подняла.

- Может, ему срочно пришлось бежать из Москвы. Вы же знаете, какое сейчас время. У человека свой бизнес, такая клиентура...

- ...только не надо мне про его бизнес!! - Людмила сбрасывает Значительного с колен. - Оставил меня со своими фонариками один на один. Он же знал, какое у меня материальное положение. Я ведь у людей деньги заняла под его идею. Парад Планет. Эра Водолея. Год Хаурватата. Хорошо, что половину партии у меня уже приняли в магазине "Свет" на Арбате. А с другой половиной я даже не знаю, что делать! - Маркиз снова запрыгивает к ней на колени.

- Я вспомнил, о чем он мне говорил.

- Да?! - Людмила сильно прижимает к себе кота.

Сросшийся с любимой хозяйкой, Значительный от блаженства втягивает башку в черную шубу.

- Он говорил... что конец лета - время особого влияния Большой Медведицы. А еще он говорил, что наше истинное живет в нас, мы рождаемся с этим, но почему-то всю жизнь ищем дорогу к нему.

- Красиво... Очень. И очень похоже на Христофора, только это не Христофор. Это Илья.

- Ну и что, - говорю, - разве вы не это хотели услышать?

С чего это вдруг меня понесло?

- Нет, сегодня я хотела услышать правду. Как ни странно, Илья, как ни странно. Я хотела услышать правду, а услышала очередную ложь.

В глазах ее, до того слегка сонных, вдруг вспыхнули влажные огоньки, напоминавшие о дожде на улице. Я сразу понял, дело не только в трех выпитых рюмках. Сейчас она сделает мне предложение - жить в чулане (сколько я захочу, а на самом деле, сколько она захочет) в обмен на помощь в скорейшем распространении фонариков.

Можно сказать, что я угадал; не так прямо, не так в лоб, но, по сути, попадание почти стопроцентное.

Я согласился помочь, более того, я даже согласился пойти с ней завтра на улицу Берзарина, я вспомнил, что недалеко от парикмахерской есть магазин электротоваров, и достаточно большой, а вот жить в чулане я отказался.

Блеск и влага в ее глазах все не проходили, она даже начала недвусмысленно поглядывать на меня. Мне только этого не хватало! В общении с женщинами типа Людмилы ссылки на мигрень, усталость и т.д. и т.п. уважительными причинами не являются. У меня был только один-единственный выход. Причем очень скоро я понял, что время тратить уже нельзя.

Чуть-чуть опережая события, я предложил выпить на "ты".

Мое предложение было воспринято более чем положительно.

Я быстро вылил морс из стаканов назад в графин. Наполнил их горилкой до краев.

Встал.

Она тоже поднялась.

Я подошел к ней. В глазах ее мелькнуло сомнение, тут же сменившееся удалым и многообещающим: "эхма, была-не была", к тому же я нажал на нее, меняя тембр голоса:

- До дна, - говорю, - до дна, Людочка.

Сплетя руки, мы поднесли стаканы ко рту...

В моей жизни не было поцелуя более долгого и более целомудренного.