Дмитрий Мамин-Сибиряк: Первая корреспонденция

- Кто писал? - спрашивали все.

- Неизвестно... Видите буквы? Чья фамилия начинается с них?

- Да это едва ли кто-то из наших? Кто у вас будет писать в газеты? Переписывают бумаги - и то со страхом.

- А что если сделать запрос? - предложил кто-то.

- Да, вот так и ответили! Еще насмеются печатно...

- Ведь какая злость! Пишет: "спасть, есть и только"

- Это прямо донос начальству: ты, мол, чего смотришь?

- Нет, объясните, ради Бога, что это такое: "полное отсутствие инициативы"?

- Инициатива, значит - почин, - объяснил Прохор Иваныч, справившийся о коварном словце из словаря Михельсона "Семь тысяч иностранных слов".

- Какой же у нас может быть почин?

- Видишь, требуют, чтоб был...

- Черт его знает, что за экивоки!

- Знаете, господа, - заявил кто-то, - это написал штабс-капитан Быдарин, а зовут его Михаил Зотыч.

- Откуда ты узнал?

- Назад тому два месяца он проезжал через наш З. и останавливался на почтовой станции.

- Кто же его видел?

- Я видел, только не говорил... По-моему, это непременно он, потому что на станции расспрашивал у смотрителя, чем занимаются жители, какое получают жалованье и проч.

- Да откуда вы все это пронюхали?

- А я рядом со станцией живу, ну, смотритель и сказывал: такой, говорит, любопытный, а в подорожной книге расписался Бытариным.

Верховный синедрион, решивший вчера исследовать происхождение корреспонденции, отправил к смотрителю посланного, удостовериться в справедливости полученных сведений о некоем Быдарине. К сожалению, оказалось, что проезжий штабс-капитан записан Николаем Петровичем и сходства в его имени с инициалами статьи нет ни малейшего.

- Ну, что? Да и зачем какой-то проезжий будет писать о З.? Очень ему нужно!

Вообще, из массы предположений, из коих одно другого были несостоятельнее и смехотворнее, не остановились ни на чем, и автор корреспонденции был по-прежнему загадочное incognito. Но раз автор не открыт, следовательно, можно было ожидать появления новых "публичных насмешек", которые, пожалуй, чего доброго, дойдут и до разоблачений разных темных делишек по поводу кормления "казенного воробья".

- Ну, как Дави отнесся? - встретили вопросом входящего Прохора Павлыча, только что прибывшего от начальника.

- Представьте, прочитал и говорит: теперь везде пишут, из всех городов...

- Скажите!..

- Да. Впрочем, я заметил, что ему было неприятно, как будто не по себе.

Присутствующие многозначительно переглянулись. Престиж корреспонденции возрастал. Открывалось обширнейшее поле для каких угодно предложений и комбинаций.

Стали расходиться по домам. Чиноперов, Фаресов и еще человека четыре составили отдельную группу, в которой всю дорогу передавались шепотом какие-то известия чрезвычайно неприятного свойства, ибо физиономии слушателей мрачнели и вытягивались.

В этом достопамятный в жизни З. день обед у многих граждан был совершенно испорчен...

6

Линкольн и Учитель находились наверху блаженства. Брошенная ими петарда не только наделала переполоху, но и вызвала настоящую умственную революцию. Удовольствие быть автором какой-нибудь печатной строчки вызвало целую толпу охотников, которые сочувствовали корреспонденции и, не подозревая в Линкольне с Учителем первых пионеров этого дела, советовались с ними тайком, какую тему избрать для дерзновенных статеек в тот же самый "Сынок".

- Ведь я чего больше боюсь: ну, как редактор прямо пропечатает, что, мол, корреспонденция такая-то не годится... Да полной фамилией брякнет! А? А ведь я служу... Прямо прогонят тогда, скажут - и первый раз ты писал.

- Этого газета никогда не сделает, - успокаивали наши герои неопытных писателей. - Пишите смело, о чем хотите.

Корреспонденции в "Сынок" и в самом деле посыпались как горох. Сначала их читали с прежним интересом, потом этот интерес ослабел, так как подражатели не шли дальше той же избитой темы о городской скуке и т.д.

Впрочем, Линкольн и Учитель более не писали, потому что компания их разрослась и сделалась маленькой аудиторией, где желающие черпали сведения из химии, физики и т.п. На общие скудные средства они выписывали "толстый" журнал и газету и по очереди приобретали книги, признанные полезными для развития и самообразования.

Дошло до того, что сам Прохор Иванович участвовал однажды на каком-то интересном химическом опыте в "компании" и остался очень доволен как опытом, так и разговорами, которые довелось ему слышать среди "мальчишек" на закате дней его. Неприятно было ему одно обстоятельство, что словарь "семи тысяч" оказался при этом недостаточным, потому что ухо его резали такие слова, как эквивалент, функция, трансцендентальный и проч.