Голда Меир - Отчий дом; Первые дни в Кибуце; Три встречи

Было ясно, что если папа пишет так, значит положение очень серьезное и я вернулась. С тех пор мне не приходилось спорить с родителями, и мы сходились по любому вопросу. Я продолжала свою учебу в высших классах средней школы, затем поступила в колледж для учителей при университете "Медисон".

Отец не возражал против моей работы в партии "Поалей Цион". В это время у меня уже созрела идея репатриации в Эрец Исраэль. Мои представления о Сионизме были в те годы очень примитивными - я не могла понять: как можно быть сионистом и не переехать в свою страну. Понятно, что это мое решение причинило много огорчений {52} родителям, но они не сопротивлялись этому решению. Тем более, что в это же время моя старшая сестра решила переехать в Страну вместе с двумя детьми, а младшая сестра, студентка университета "Медисон", тоже готовилась присоединиться к нам после окончания университета. И родители смирились.

Милуоки был сионистским городом, и у "Поалей Цион" имелся здесь активный партийный филиал. В 1917 году приехали в Соединенные Штаты Америки покойные Бен-Цви и Зрубавел, и ныне здравствующий Бен-Гурион. Тогдашние турецкие власти их выгнали из Страны - и все они посетили Милуоки. Как уже было сказано, в нашем доме царила древняя еврейская традиция. И, хотя дома мы разговаривали на "идиш", отец послал меня и младшую сестру дополнительно учиться в особую школу "Талмуд Тора". Хотя настоящей школы на иврите там {53} не было, но мы получили достаточно основательное образование на иврите. Я не могу хвастаться, что мы вышли с очень большим багажом из этой "Талмуд-Торы", но, безусловно, основы знаний мы приобрели. Кроме того, ежедневно мы получали газету на языке идиш и читали художественную литературу на этом языке.

Наша семья никогда не была замкнутой в своем кругу и занятой только своими личными делами. При всей их занятости, и отец и мать были очень деятельны в разных общественных организациях, и дом наш был всегда полон людьми. Разные лекторы и докладчики, приезжавшие в город Милуоки, не останавливались в гостиницах, а жили у нас.

Отец был активным членом в обществе "Бней Брит", в организации помощи евреям Европы, а затем во "Всемирном Еврейском Конгрессе". Мама была тоже занята делами {54} общества "Бней-Брит", в женской секции, и участвовала во всяких мероприятиях по организации помощи бедным семьям. Много времени она уделяла устройству вечеров и "базаров" для нуждающихся переселенцев. А так как у нас в доме всегда было шумно от гостей, понятно, что она была занята до предела. Она отличалась искусством приготовления рыбных блюд и сладостей. До сих пор помним все мы - и дети и внуки наши - ту "бабушкину рыбу", - даже и те, которые не пробовали ее...

Папа и мама были очень уважаемы и с ними считались все слои общества нашего города. Например, в Милуоки в те годы главным раввином города был уважаемый Раббай Шейнфельд - чудесный человек и не только большой ученый в области Торы, Талмуда и еврейской литературы, но и в области общей культуры. {55} Мы слышали также, что он сочинял книги по философии. Всегда, когда к нам приезжали именитые гости, как, например, Сиркин или литератор Житловский - они всегда навещали его.

Симпатичный и гостеприимный человек, он вместе с тем был очень строг и суров в вопросах религии и морали. В чужом доме он нигде не ел и не пил; на свадьбах и других праздничных событиях не произносил проповедей. И вот я помню, что на мою свадьбу пришел Раббай Шейнфельд и не только согласился немного выпить и закусить, но и выразил желание произнести речь. Это было для матери большой радостью, и она вспоминала это до конца своих дней.

Моя сестра и я приехали в страну в 1921 году, а через пять лет прибыли и родители. Мы выехали из Америки во второй {56} половине мая месяца, после кровавых событий 1 мая того года. Все наши знакомые считали, что мы с ума сошли: кто едет туда в такое опасное время?

Отец, несмотря на свою добросердечность, не был плаксой. Ему была свойственна твердость, но когда провожал нас - мужа и меня - на вокзале, он плакал.

Он ни слова не говорил, только стоял и плакал.

19 мая мы отправились из Нью-Йорка. Это была весьма "интересная" поездка, ибо пароход, на котором мы должны были пересечь Атлантический океан, оказался неустойчивым и расшатанным и каждый день ему угрожала авария.

Целую неделю мы плыли из Нью-Йорка в Бостон. Там нам представлялась последняя возможность сойти с корабля. И действительно, многие не захотели рисковать и {57} сошли.