Выключив воду, Игорь Святославович, словно жертва кораблекрушения, принялся лихорадочно вычерпывать воду тазиком и выливать в переполненную ванну, где, показалось Сабурову, мокли какие-то дохлые звери. Но, вероятно, это были только шкуры.
- Вот сволочи, ну сволочи, - совершенно неожиданно ругался Игорь Святославович, в поисках сочувствия обращая к Сабурову набрякшее лицо. Совсем гидроизоляции нет: вылей хоть стакан - весь внизу будет. Хозяин, Хозяин нужен!
"Верно, без Хозяина ты просто не знаешь, на что себя употребить. Впрочем, все мы хотим быть управляемыми извне".
Подтерев пол в коридоре, Сабуров попробовал снова взяться за свои записи, но тут вернулся из школы Шурка, по обыкновению запоздав часа на два - на три.
- Па, ты здесь? - жизнерадостно взывает он. - Привет!
Привет, привет... Сабуров вышел полюбоваться, как Шурка пыхтит, стаскивая ботинки, - он готов корячиться хоть полчаса, чтобы только не развязывать шнурки. Сабуров в своих неспешных раздумьях над поведением человека в коллективе прочел книжку о поведении обезьян и узнал, что они делают только такие усилия, которые хотя бы чуть-чуть да приближают к цели: даже самая умная обезьяна подтаскивает стул к висящему банану лишь на такое расстояние, чтоб можно было еле-еле допрыгнуть, из ящика выкладывает ровно столько камней, чтобы еле-еле дотащить.
Шурка принялся стаскивать брюки, извиваясь в каком-то сладострастном восточном танце, - это чтобы не расстегивать нижнюю пуговицу. Волосы фонтаном бьют из его буйной головы. Но затылок с недавних пор коротко острижен - мода.
Сабурову не наскучит хоть два часа рассматривать Шурку, хоть сутки напролет следить, как у него складно шевелятся губы и вращаются ярчайшие глаза. Только верхняя губа у него как-то необычно потолстела, и глаза слишком разного размера, и веко на том, что поменьше, совсем фиолетовое.
- Ты что, опять дрался?
Стоит ли вспоминать о таких пустяках! Он ехал в автобусе, а какой-то пацан с тротуара показал ему кулак. Пришлось вылезать из автобуса и бежать обратно, а их оказалось даже двое. О том, как он кого-то побил и как его побили, он рассказывает с одинаковым удовольствием: он мне как даст, - я - дзыннь! - об столб затылком, а тут сбоку другой рраз... А прогрессивная интеллигенция еще не верит, что человек способен на бескорыстные поступки, - да мир переполнен бескорыстием!
Когда Шурка раздевается, особенно заметно, что детская упитанность уже оставила его - проступили ребра, мослы. Сабуров еще ни разу не сумел дождаться, чтобы ему наскучило наблюдать за удивительно ладными линиями Шуркиного еще небольшого тела, за легкостью и точностью его движений. Вот он, будто на лыжах, проскользил на кухню (ему невыносимо терять время на такую глупость, как ходьба), гремит кастрюлями, хватает куски холодных кушаний - обезьяны еду не разогревают. А Аркаша, если его спросить, хочет ли он есть, непременно ответит: "Не хочу", а через пять минут, усладив душу отказом, принимается за еду и ест едва ли не брезгливо, как будто потихоньку принюхивается.
Телефонный звонок. Шурка молнией ухватывает трубку, беседует на свой обычный лад - молча слушает, а потом произносит единственное слово: "Угу". Пьет из-под крана и мчится в комнату, тут же вылетает обратно (у Сабурова зарябило в глазах), барахтаясь в своем любимом "стебовом" свитере почти до колен (вымолил, чтобы Наталья связала), отыскал, наконец, выходное отверстие для головы, подпоясался, чтобы походить на средневекового рыцаря, - таково требование местной молодежной субкультуры. Со стоном непомерного усилия натянул нерасшнурованные ботинки, вдруг вспомнил:
- Да, если чувак такой с бородой придет за пластом, скажи: пусть треху гонит, тогда будет пласт!
- А с лестницы спустить никого не надо?
- А у нас в сухофруктах завелись жучки. Я вчера взял одну сухофруктину, а оттуда как из муравейника - фрр...
Перед зеркалом послюнил волосы на висках и закрутил их в две остренькие висюльки - это тоже из молодежной субкультуры - и кубарем покатился по лестнице, - обезьяны не ждут лифта, потому что в ожидании нет ощутимого движения к цели.
Во дворе, завидев Аркашу с компанией, мгновенно перешел с бега на пресыщенную развалочку. С каждым поздоровался за руку - лениво, глядя куда-то мимо, и они суют ему полудохлую руку точно так же, - в этом бесстрастии особый шик. Как у китайских мандаринов. Отошел вразвалочку в своей кольчуге, но продолжительной вальяжности не выдержал и ударился рысью. А Аркаша остался с предметами своей любви. Странно - а иногда и жутко даже - видеть среди этих уродов такое тепличное растеньице.
Читать дальше