Ицхак Мерас - Вечный шах

- Ком хир, ком хир, кляйне юдин, - сказал немец.

Он схватил ее за руку и поволок в сарай.

Эстер кричала, звала на помощь.

Янек искал, чем бы ударить немца, но ничего такого не было под рукой. Тогда он бросился на кухню, схватил топор. Но Мейка уже вошел в сарай. Вошел без ничего, с голыми руками, стиснув кулаки. Он хотел задушить немца. Он сам не знал, что он хотел сделать.

Когда Янек выбежал с топором, он услышал три выстрела. Немец вытолкал из сарая тело Мейки.

Янек был осмотрительнее.

Он обошел кругом.

Он шел осторожно, на цыпочках.

Немец у самой двери, тут же, на пороге, повалил Эстер и срывал с нее платье. Одной рукой зажал ей рот, а другой стягивал одежду. Он сидел на ногах Эстер, откинувшись назад.

Немец сидел очень удобно. Янек взмахнул топором и со всей силой ударил немца по черепу.

Я молчу.

Что я могу сказать?

Мне хочется крикнуть: "Эстер, Бузя моя!" По говорить сейчас невозможно. Надо молчать.

- В тот день... - говорит Янек.

Мы идем дальше. Янек и я. Круглого камешка уже нет. И хорошо. Это вовсе не мячик, и мы не футболисты. Ни я, ни Янек не стоим на воротах. И он не рвется к моим, а я - к его воротам. Нет никаких ворот.

- В тот день ты вместе со всеми пошел в гетто, - говорю я.

- Да, - говорит Янек, - я пошел. Я не мог бросить Эстер одну, не мог оставить ее отца и мать. И Мейку. Я не мог его бросить. Я хотел, чтобы Мейка был там же, где все. Я хотел, чтобы он всегда был со мной. Видишь, что было в тот день.

Лоб его по-прежнему серый, скулы обтянуты.

Я не хочу, чтобы лоб у Янека был серый и зубы скрипели.

Я должен что-то сказать ему, но не нахожу слов.

- Ты большой человек, Янек, - наконец удается мне выговорить.

Но он даже не улыбнулся. Я думаю о том, что Янек не обязан жить в гетто. Он мог бы быть свободным. Мог бы ходить по всем улицам города, даже по тротуару, мог бы получить документы на свое имя. Он мог бы пойти за город, в лес. Мог бы выйти в поле, на большой широкий луг. Сидеть посреди луга на мягкой травке, собирать цветы, а потом лежать на спине и смотреть в небо. Небо синее-синее, с белыми облаками-лодками. А кругом пахнет трава, и все вокруг...

Я тихонько трогаю звезду, пришитую на груди у Янека. Все уголки пригнаны крепко, по инструкции. А материал обычный, только желтого цвета. Из такой материи можно сделать косынку, можно сшить рубашку или еще что-нибудь...

Янек смотрит на меня своими глубокими глазами. Смотрит рассудительно, как старик.

- Ты чудак... - говорит мне Янек. - Ты большой шахматист... - говорит Янек спустя минуту. - Но ты еще многого не знаешь... - продолжает он и улыбается.

Я только слушаю и смотрю на него во все глаза.

- Ты думаешь, что гетто - только в гетто, - говорит мне Янек. Напрасно ты так думаешь, Изя. Там, дальше, - тоже гетто. Только и разнице, что наше гетто огорожено, а там - без ограды.

Я снова хочу сказать: "Ты большой человек, Янек".

Но я молчу.

Мы оба молчим.

Мы идем и идем.

Я сам не знаю куда.

Янек опять заводит разговор.

- Нам надо поговорить, Изя, - начинает он. Этого я уже совсем не понимаю.

- Мы же поговорили, - отвечаю я. - Что еще ты хочешь мне сказать? - Я ничего не сказал еще, Изя. Видишь...

Снова "видишь". В который раз за этот вечер?

- Видишь... - говорит Янек и опускает глаза. - Я хотел бы тебе сказать... Я хочу попросить тебя... Ты не обидишь Эстер? Мейки нет, и я теперь ее брат.

Я не знаю, что ответить. Я словно онемел.

- Я за нее жизнь могу отдать, - говорит Янек. - Ты не обижай ее, Изя. Она... такая... сам знаешь...

Что с ним? Зачем он говорит мне это? Я мог бы сказать ему, что я Шимек, а Эстер - Бузя. Мы с ней Шимек и Бузя. Разве Шимек может обидеть Бузю?

Я мог бы это сказать, но говорю совсем другое:

- Я мог бы и обидеться, Янек. Я мог бы даже подраться с тобой, если б ты не был ее братом. Как ты можешь такое думать? Тебе не стыдно, Янек?

Он еще ниже опускает глаза, нагибает голову.

И широко, по-детски широко улыбается.

Потом Янек вскидывает голову. Он не смотрит на меня, но я вижу, как вздрагивают его ресницы-он жмурится, словно в чем-то виноват, и хочет просить.у меня прощения.

- Конечно, - говорит Янек. - Я давно знал, что ты хороший друг и не сделаешь ничего плохого. Но все-таки я должен был поговорить с тобой. Правда, Изя? Ведь мы должны были поговорить, да?

- Поговорить надо было, - подтверждаю я. - Видишь...

Так говорит Янек.

- Ладно, - говорю я. - Побегу. Мне надо торопиться.

- Беги, - говорит он.

- Правда, мне очень нужно.

- Беги, беги.

- Увидимся завтра.