Ицхак Мерас - Вечный шах

Высокая просторная комната была обставлена мебелью орехового дерева.

Мебель Шогеру делали лучшие мастера гетто.

"За что мы поднесли ему эту мебель? - напряженно думал Липман. - Мы много дарили ему, но мебель..."

Он поморщил лоб и наконец вспомнил.

"За Эстонию... Да, да, за Эстонию. Он хотел отправить часть работоспособных мужчин в какой-то эстонский лагерь. Мы поднесли ему ореховый гарнитур, и он никого не тронул. Да, за Эстонию..."

Вдоль стены с тремя высокими окнами стоял длинный стол, инкрустированный светлыми и темными клетками. Десять шахматных досок. Светлая клеточка из бука, темная - красного дерева, светлая - из бука, темная - красного дерева.

"Этот стол мы подарили ему позже, - вспомнил Липман. - Да, позже, когда он решил уменьшить рацион. Он хотел срезать чуть ли не половину, а урезал не так уж много".

За столом сидели пятеро офицеров при штабе Розенберга. Нагнувшись, они напряженно вглядывались в расставленные перед ними фигуры. Шогер расхаживал по другую сторону стола, переходил от одного офицера к другому и, улыбаясь, переставлял фигуры. Он давал сеанс одновременной игры на пяти досках.

Когда дверь открылась и снова закрылась, Шогер повернул голову.

Он смотрел не на Липмана, а на его старый, замусоленный

картуз.

Липман мгновение поколебался, но картуза не снял.

Первый раз, когда Липман не снял шапку, Шогер приказал дать ему десять плетей. Плеть - кожаный кнут со стальной проволокой внутри.

- Таков наш обычай, - ответил Липман. - Я не могу иначе.

Когда Липман не обнажил голову во второй раз, Шогер велел всыпать пятнадцать горячих. Той же плетью.

- Таков наш... обычай, - ответил Липман. - Не могу иначе. В третий раз Шогер назначил двадцать и сам отсчитывал удары.

Когда Липман поднялся со скамьи, он ответил Шогеру:

- Такой... у нас... обычай... Иначе не могу.

Тогда Шогер отсчитал еще пять плетей, хмыкнул и ушел.

Да, теперь он снова смотрел на картуз Липмана. Липман на миг поколебался, но картуза не снял, и Шогер ничего не сказал.

Шогер переставил фигуры, словно это были не шахматы, а детские игрушки. Он с улыбкой шагал от партнера к партнеру, делал ходы, почти не думая, и тем не менее его противники сдавались один за другим.

Шогер поблагодарил офицеров, они щелкнули каблуками и вышли,

Тогда он сел на стол, на одну из шахматных досок, первую или десятую, на маленькие квадратики, светлые - из бука, темные - красного дерева, и посмотрел на Липмана.

- Можешь подойти ближе, - сказал он. Липман подошел.

- Вот ведь сукины дети, - продолжал Шогер. - Ни один не выиграл.

- Ни один, - повторил за ним Липман.

- Ты видел, как я их разделал? Видел, как они сдавались? Майн готт! А ведь один мог даже выиграть, тот, что сидел посередине. Ты его знаешь?

- Нет, не знаю.

- Он мог выиграть, но надо было жертвовать королеву, а он струсил. Ха-ха-ха!... Ты знаешь, что я тебе скажу, Липман? Тот, кто хочет играть в шахматы, должен иметь еврейскую голову.

Он захохотал еще громче.

- У меня, как видно, еврейская голова. А, Липман? Как ты думаешь?

Липман молча отвел глаза.

Шогер посмотрел на старый, поношенный картуз, козырек которого не закрывал сбежавшихся возле глаз морщинок, и сказал:

- Я знал, что вы явитесь сегодня. Ты пришел сам или тебя прислал юденрат?

- Меня прислал юденрат.

- Господин комендант! - прикрикнул Шогер.

- ...господин комендант.

- Чего же ты хочешь от меня?

- Я хочу просить вас, чтобы не увозили детей, господин комендант.

- Мы отвезем их неподалеку, в детский дом, - ответил Шогер. - Там им будет лучше. Там они будут сыты, одеты, так что вы можете не беспокоиться.

- Совет хочет, чтобы дети остались в гетто. Совет просит вас не увозить детей, пусть живут с родителями, господин комендант. Шогер молчал, и Липман добавил:

- Люди верят, что вы оставите нам детей, господин комендант. И мы для вас что-нибудь сделаем...

- Что вы сделаете? - перебил Шогер. - Что еще вы можете сделать? У меня есть все, мне ничего не надо.

- Мы сделаем...

- Липман... Ты уж лучше помалкивай, не проси. Я все равно увезу детей. Ты знаешь, о чем я думаю? Я сейчас думаю совсем о другом. Я знал, что вы явитесь сегодня, но не думал, что пришлют тебя. Я рассчитывал, что ко мне пожалует Мирский. Очень люблю смешить его, этого вашего Мирского. Борода у него совсем седая, лишь там и сям черные клочья. Стоит выдернуть несколько черных волосков, и он начинает смеяться прямо в глаза, этот Мирский.

Липман молчал.

- Так почему же они прислали тебя? Ведь у тебя нет ни малых детей, ни внуков. Я не понимаю, почему пришел ты, Липман. Липман молчал.