Александр Михайлов: Личное дело

А всё, что связано со смертью, с водкой, с болью, с наркотиками, с могилой - оно всех напрягает, оно выбивает из душевного равновесия и меня самого. Нам всем надо, вместе, встать чуть-чуть над этим. Выше встать. Обязательно - выше. Это совсем не примитивные какие-то вещи... И когда я езжу по Чечне, я пою перед бойцами - светлое. Перед людьми, которые выносят войну на своих плечах и видят много трагического, жестокого. Слишком много для человека видят...

Ой, какие красавцы, какие ребята там. А как поют!.. Они мне, лейтенанты, бойцы, металлическую пластину дали. Её кладут к сердцу, против пули... Должен я был лететь на вертолёте в опасный район - мне протягивают лимонку: "На, возьми. Вдруг в плен захватят. Дёрнешь вот здесь чеку подорвёшься. А то мучить будут". Ну, я же - просто актёр, говорю, боевики узнают, отпустят. "Нет, - говорят. - Возьми... А по фигу им там, актёр ты, не актёр. Им разницы нет. За последнее десятилетие они всё это забыли".

Слетал с гранатой. Отдал потом...

Моя любовь к песне пришла из детства, от мамы. Она замечательно пела. Весёлая, остроумная... Она всегда была заводилой в любых компаниях. Могла, развеселившись, разыгрывать целые спектакли. Хорошо танцевала. Плясала. Играла на балалайке. У нас дома часто собирались гости. До сих пор у меня на слуху русские народные песни в их исполнении. Песни, частушки... Какая благодать чувствовалась в этом! Не знаю ничего лучшего в России, чем русские народные песни! И чаще всего "Липу вековую" мы с матушкой моей на два голоса пели. И "За окном черёмуха колышится"...

Из послевоенного своего детства помню такую картину. Приехал к нам в село земляк знаменитый, из военного ансамбля. Сбежались, конечно, все событие! Он же наверно и петь будет!.. Из последних запасов по домам собрали разной закуски, уставили весь длинный стол в горнице. Дети к окошку с улицы липнут. Деды из уважения у порога курят - в рукав. Ну, выпили все. Гость расслабился чуток. И запел.

Одна песня. Другая... И, замечаю, шум какой-то в горнице пошёл. А там и вовсе: он сам по себе поёт - люди сами по себе разговаривают. И курят уже в открытую. Дым стоит коромыслом, он кашлять начал. Наверно, не курящий был...

И вдруг мама моя с тётей Нюрой, старшей сестрой, запели. "По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах... бродяга, судьбу проклиная..." Тихо-тихо запели, а все - смолкли. Деды успокоились. И наступила такая тишина... Невероятная, пронзительная тишина!

И я тогда просто почувствовал разницу, а через много лет - сам хорошо понял, как важно в искусстве, приобретая исполнительское умение, не терять душу. С тех самых пор и влюбился в наши ТИХИЕ песни. И не изменю себе - не хочу "ходить враскарячку", как говорил мой герой из "Очарованного странника" Ваня Флягин. Мы потом так программу назвали - "Очарованные странники". Большую поэтическую программу с ребятами из "Хоруса" сделали. В неё входят русские народные песни, романсы, духовные песни на слова и музыку иеромонаха Романа, Владимира Волкова, Володи Оксиковского, Вани Кононова. Начинается духовное возрождение России. И если песни нашего ансамбля хоть в одном человеке укрепят веру Православную, наша задача будет выполнена...

А с камерным ансамблем "Хорус Б" было так. Меня пригласил туда мой друг, композитор и музыкант Вася Ярош. И вот я работаю с ними, так сказать, подпольно который уже год. "Хорус", к сожалению, больше известен своими выступлениями за рубежом, чем у нас. Замечательный ансамбль. Готовили мы программу целый год. Важно было, чтобы все песни, включая "Смуглянку", "В полях за Вислой сонной", воспринимались как единый спектакль - со своей достаточно строгой драматургией, с органичной сменой музыкальных ритмов, с единой идеей деятельного добра... Серьёзная получилась программа, без всякой бездумной разухабистости, без дешёвых эффектов. За неимением больших денег репетировать, аранжировать песни приходилось в студии Дома культуры посёлка Рублёво под Москвой.

Вместе с группой "Хорус" Евгения Бедненко мы давали музыкальные представления в филиале Малого театра. Опять спасибо Малому - предоставил театр сцену хотя бы для двух выступлений. Правда, что-то потом насторожило наше руководство: кислород нам затем перекрыли. Но почему, я так и не понял до сих пор...

Несмотря на трескучие морозы, большой зал с многоступенчатыми ярусами был забит битком все два концерта кряду. Люди сидели на приставных стульях, на подлокотниках, стояли в проходах. И это при том, что не было выпущено ни одной афиши, и билеты на концерты продавались только в кассе Малого театра.