Сергей Михайлов: Наказание

Что же теперь делать? Куда идти? Уже целый час бродил я, как чумной, по пустынным улочкам и понемногу замерзал, но выхода найти не мог. Совершенно случайно занесло меня на самую окраину городка. Я очнулся от тяжких дум и огляделся. Дом, возле которого я остановился, показался мне смутно знакомым. Я поворошил свою память и вдруг сообразил: это его дом! Того типа, в которого я всадил нож. У него осталась старушка-мать, я видел её сегодня утром, на суде, тихую, с красными от бессонницы и слёз глазами, всю в чёрном. Она наверняка сейчас дома: одно из окон тускло светилось.

Не знаю, как это получилось. Ноги сами понесли меня к тому дому. И только очутившись у двери, понял, почему я здесь: я должен с ней объясниться. Всё рассказать, во всём признаться. Зачем, я и сам не знал. Но чувствовал, что так надо.

Дверь оказалась незапертой. Я вошёл в сени, следом ворвались клубы морозного пара. Потоптался погромче, чтобы привлечь её внимание, и только потом, сильно робея, отворил дверь в комнату.

Она стояла прямо передо мной, маленькая, сухонькая, с чуть склонённой набок головой. В глазах - тихая печаль и смирение.

- Здравствуйте, бабушка, - просипел я и закашлялся - то ли от мороза, то ли от волнения.

Она узнала меня сразу.

- Прости, сынок, - едва слышно сказала она. - Я ведь грешным делом на тебя думала.

У меня внутри всё перевернулось. Если не скажу сейчас, то не скажу уже никогда. Собравшись с духом, я глухо произнёс:

- Это я, бабушка. Я сделал. - Язык не повернулся сказать "убил".

Взгляд её помутнел, она качнулась, но удержалась на ногах.

- Бог тебе судья, - вздохнула она.

Я пялился в пол, не в силах поднять на неё глаза.

- Куда же мне теперь, а? - выдавил из себя я. - Ведь оправдали меня...

Она долго молчала.

- Уходи, - наконец проговорила она тихо и, едва передвигая непослушными ногами, поплелась вглубь комнаты.

О, лучше бы она меня ударила!

Не помню, как я очутился во дворе. В голове стоял сплошной туман, мысли рассыпались, как сухой горох. Я бежал, не разбирая дороги. Бежал вон из города, в лес. К людям я вернуться не мог.

Очнулся в лесу. Мир казался чужим и холодным, как кусок льда. Было темно и тихо, лунный свет терялся в густых заснеженных кронах гигантских сосен, их стволы сухо трещали и стонали от боли. Мороз стал нестерпимым, я промёрз насквозь, пальцы ног онемели, щёк я уже не чувствовал.

Коченеет тело, костенеют конечности, стынет изнывшаяся душа. Вряд ли я отсюда выберусь. Да и некуда.

Я сел в сугроб и заплакал.