Сергей Семенов - Бабы

– - Не видал ли ты моего там в городе-то? -- спросила Иринья.

– - Видал.

– - Продал он семя-то?

– - Давно продал.

– - Что же он там шьется-то?

– - В канпанию попал, ну и загулял. Ты бы поглядела, какая канпания-то: работница ваша прежняя, муж ее -- кутят разлюли-малина; весь стол бутылками уставлен, колбаса на закуску, сухари.

– - Что же он, пьяный?

– - Лыка не вяжет.

Иринья почувствовала, как около глаз закололо и в них пошли круги.

– - Пес он страмной!.. -- пролепетала она и, заливаясь слезами, пошла ко двору.

Дома она обхватила в охапку ребятишек и стала выть в голос. Она плакала с причитаньями, и из этих причитаний можно было разобрать, на что она жаловалась перед судьбой. Она вспомнила прежнее безмятежное время и сожалела о нем. Она думала, что оно никогда теперь не воротится, а прошло оно бесследно и безвозвратно. Нашел на нее Касьян-высокос, поглядел на их дом и унес счастие и покой, словно вихорь злой. Погиб ее муж, добрый и ласковый, радетель для жены и детей; пропал их поилец-кормилец на вечный век. Придется ей теперь горе мыкать да кукушкой куковать.

Ребятишки тоже плакали. Дунька ревела во весь голос, а Мишутка пробовал уговаривать мать. Иринья охрипла от плача; голос ее пересел; глаза опухли, -- тогда только перестала она.

Был уж вечер. Иринья приготовила на ночь воды, принесла дров и опять пошла поглядеть на выгон мужа. Она долго стояла за околицей, прислушиваясь, и понемногу ее слух стал различать, что где-то гремела телега. Давно уж смерклось; разглядеть, где едут, было нельзя. Иринья решила ждать. Если едет не Влас, то она и у этого спросит про него. Подвода приближалась. Лошадь бежала полной рысью и уж была недалеко от села. Вот понемногу вырисовалась дуга, потом голова лошади; лошадь была их. Сердце у Ириньи забилось; она перегородила лошади дорогу, остановила ее и заглянула в телегу.

В телеге на мешках лежал Влас, свернувшись в комок. Он крепко спал, и от него несло перегорелой водкой. Иринья взяла вожжи, села на грядку и тронула коня.

Подъехавши ко двору, Иринья соскочила с телеги и стала выпрягать лошадь. Потом она растолкала Власа и стала стаскивать его с телеги.

– - Сидора, Сидора… -- бормотал Влас.

– - Сидора! Арапником хорошим тебе Сидору-то задать, вот ты будешь знать, -- ах ты, беспутная твоя голова!

Она дернула его. Влас торчком ткнулся в землю, тотчас же поднялся на четвереньки и хотел было встать на ноги. Иринья подхватила его под руки и потащила домой.

В избе Влас тотчас же растянулся на полу, повернулся навзничь и громко захрапел, задрав нос кверху. Ребятишки в темноте забрались в угол и со страхом прислушивались к храпу: они никогда не видали отца в таком состоянии.

– - Миска! Тятя помилает?.. -- спрашивала Мишутку Дунька.

– - Не -- пьяный! -- отвечал Мишутка.

– - Отчего?..

– - От вина, знамо, натрескался!

– - Тятя холосый, засем лугаешься?

– - Ну, поди, поцелуй его.

– - Я боюсь.

– - А говоришь -- хороший.

Иринья между тем выбрала все в телеге, и там, кроме пустых мешков да веретья, ничего не было. Они сговаривались, чтобы Власу купить ребятишкам материи на крышу шубы Мишке, чулки Дуньке и еще кое-что, но, видимо, Влас ничего не купил. "Загулял и забыл", -- подумала Иринья и пошла в избу.

В избе Иринья зажгла огонь и стала раздевать Власа. Влас ругался и отмахивался, но Иринья все-таки стянула с него поддевку и разыскала кошелек: ей хотелось узнать, сколько он прожил денег. Но в кошельке денег было мало. Иринья не поверила глазам: денег у него должно быть много, неужели он все прогулял? Она выворотила кошелек, обыскала все карманы, но ничего не нашла. Она опять опустилась на лавку и долго сидела молчком. Ей в эту ночь не было и сна: она чувствовала, что прежнее счастие разбито окончательно, жизнь вступает в другое русло, и как она потечет по этому руслу -- бог весть.

Утром она встала как разбитая и даже не знала, что ей теперь делать.

Влас проснулся позже ее. Он прошел на лавку и долго сидел на ней как ошалелый; потом он протер глаза и стал шарить у себя в кармане. Не найдя ничего в одном, он отыскал поддевку и полез в нее, но и там ничего не было. Охрипшим голосом он спросил у Ириньи:

– - Где кошелек?

– - На что тебе? -- с невыразимою ненавистью глядя на мужа, спросила Иринья.

– - Где кошелек? -- не отвечая на вопрос жены и возвышая голос, спросил Влас.

– - Да на что тебе кошелек-то, в нем ничего нет!

– - Врешь!

– - Что мне врать-то, на, погляди!.. -- И она, взявши кошелек с полки, кинула его мужу.