Сергей Семенов - Дед Аверьян

Сначала он ударился о железную крышу купола. Ударился он плашмя и так сильно, что железо издало оглушительный лязг; потом послышался отрывистый звук -- это Исай стремительно поехал вниз и, в одно мгновение кувыркнувшись в воздухе, шлепнулся на землю.

На землю он упал неподалеку от входа в церковь. И в одну минуту из стройной человеческой фигуры получилась уродливая бесформенная масса.

Хоронили Исая с большой честью. Народу собралось со всего прихода. Плакали в десятки голосов. Растрогался даже священник и в слове перед погребением хотел было сказать насчет трактирщика, что жертва от неправедного богатства не может быть в чистоте принесена Господу, но остановился и только во все время погребальной службы тяжко вздыхал и служил необычайно усердно.

Аверьян с большим трудом перенес смерть своего сына. Много времени у него при одной мысли о сыне навертывались на глазах слезы. Но время шло, и это горе стало забываться. Но только оно немного поизгладилось, нагрянуло новое горе.

На четвертый год после смерти Исая лето вышло очень урожайное. Уродились хорошо травы и все хлеба, и многие мужики набили полным-полно в сараи и амбары. Мужики от этого очень повеселели и в престольный праздник, бывший у них в осеннюю Казанскую, решились погулять как следует. В деревню наехало гостей, нашло посторонних гуляк, которые просто пришли за тем, чтобы "посбирать стаканчики". Одного такого гуляку чем-то не ублаготворили у старосты, и он, озлобясь на это, пошел и подпалил его амбар. Амбар вспыхнул. Пламя перебросило с амбара на сараи и спалило четыре сарая. Между прочим сгорел сарай и Аверьяна; в нем был сложен весь корм, сено, солома, мякина, стояла телега с сбруей, лежали груды досок и различного другого материала, запасенного во много лет, и от всего этого осталась куча пеплу. Аверьян, как увидел пожар, побежал к сараю, вцепился себе в волосы да так и грохнулся наземь.

– - Пропало все, -- хрипел он со стоном и отчаянием, -- все погибло, все труды прахом пошли!

После пожара Аверьян в отчаянии махнул рукой на свое хозяйство, продал лошадь и корову, перерезал овец, оставил только двухлетка жеребенка да телку, надеясь кое-как прокормить их зиму хотя "сбирным" на погорелое место кормом и решил отложить уж все попечение о хозяйстве. Силы его очень ослабли, и он сразу постарел, кажется, на несколько лет.

Гаврюшу он решил отправить в город и отдал там его в одну пивную за небольшое жалованье. Внук в городе, должно быть, прижился. К Пасхе он прислал деду пять рублей, а к Петрову дню -- три, и хотя эти деньги были небольшие, но старик этому был очень рад. На второй год хотя Гаврюша и больше получал жалованья, но домой прислал меньше, а на третий год совсем ничего. Старика это встревожило, и он хотел было отправиться в город и проведать, как живет там внук, но его не пустила Анисья. Той самой захотелось посмотреть на житье сына, и она отправилась к нему сама.

Из города Анисья вернулась довольная: она узнала, что сын не присылал денег не почему-нибудь, а потому, что себя справил. Он завел себе хорошие сапоги, пальто и часы.

– - И какой он молодец стал в этом наряде, -- говорила она: -- большой такой, лицом чистый, сразу и не узнаешь!

– - Ну и слава Богу! -- сказал Аверьян. -- На нов год женить можно, -- приведем себе помощницу, а ему обузу: женится, позаботливей будет, а то, небось, ветер в голове.

От женитьбы внука он ожидал многого: ему уже трудно было самому во всякий след соваться и хотелось облегченья, а приведя молодую в дом, можно было рассчитывать на облегченье, а в этом теперь для него было бы все. "Хоть годика два бы под последки на спокое пожить", -- думал он и уже стал рассчитывать, когда им лучше свадьбу играть, где невесту брать, да как бы еще не ошибиться невестой-то.

По приезде из больницы Аверьян с час лежал недвижимо; потом он намазал себе больной бок данной ему в больнице мазью. Успокоился и вскоре почувствовал, что ему сделалось несколько полегче. Тяжелые думы понемногу порассеялись у него из головы, на душе затеплилась надежда, что он выздоровеет, еще поживет несколько, и мало-по-малу он перешел опять к своим любимым за последнее время мечтам:

"Если поправлюсь, беспременно нужно в мясоед свадьбу играть. Как-нибудь справимся: хорошая одежда у парня есть, хлебушка нонче хватит, а на вино-то да на говядину можно продать что иль заложить: теперь есть на что впереди надеяться, вырос помощник. Женим парня, устроимся, как надо, и отдохнем маленько".