Сергей Семенов - Дедушка Илья

– - Ну вот, сынок, порадуйся, какие у нас дела. Видишь, у нас решето, а не изба; как же нам будет зимой в ней время коротать? Подумай-ка хорошенько?

Отец ничего не сказал; мать проговорила:

– - Он там в Москве этой нужды-то не видит, вот и не понимает.

– - Аккурат так! -- угрюмо пробурчал отец.

– - Знамо, не понимаешь, -- продолжала мать, -- если бы понимал, то не так бы старался, а ты только о своем мамоне знаешь.

– - Ну, опять пошла! -- недовольным голосом крикнул отец.

– - И пойдешь, нешто не пойдешь, как достанет-то.

Отец вышел из избы, сердито хлопнув дверью. Мать прикусила язык и глубоко вздохнула.

– - Ну, как он только не чувствует этого, батюшки!

И она опять прерывисто вздохнула; бабушка на это ничего не сказала.

Началось жнитво, но оно в тот год не затянулось, рожь была погонистая. Стали молотить. Кто намолачивал две меры с сотни, кто и того меньше. Наши наколотили двадцать мер, из них двенадцать нужно было посеять, а остатком отдать долги да кормиться зиму. Решили убавить посева. Ярового получили только отдать в магазей, за работу попользовались лишь соломой да мякиной. На подати и на что другое продать было нечего на грош. Дело подходило совсем плохо.

– - Что ж нам теперь делать? что делать? -- говорила матушка и всю грудь надорвала, вздыхая.

Бабушка молчала, молчал и отец.

Осенняя работа подобралась скоро. Нужно было что-нибудь решать на зиму. Отец однажды проговорил:

– - Если нам, матушка, вот что сделать?

– - Что? -- спросила бабушка.

– - Обоим с Маврой в Москву-то идти, приделиться где-нибудь на одной фабрике; выработаем-то побольше, да и я-то с ней поддержусь.

Бабушка задумалась. Подумавши, она проговорила:

– - А что ж нам-то со Степкой будет делать? Останемся мы старый да малый, нас снегом занесет, не откопаешься.

– - Бог милостив, как-нибудь все проживете, а мы вдвоем-то и на иструб скорой выживем и подати покроем.

– - Как ты думаешь, Мавра? -- спросила бабушка у матушки.

– - Что ж думать, надо, как лучше! -- вздохнув, вымолвила матушка.

– - Знамо, как лучше, кто про это говорит, только лучше-то как?

– - Я, пожалуй, поехала бы в Москву.

Бабушка опять задумалась; подумавши, она вдруг решительно поднялась с места и проговорила:

– - Ну, коли поехала б, и поезжайте. Дай бог час! Только гляди, Тихон, не дурить тебе там. Пора опомниться!.. Ни для кого это, а для себя… У тебя вот малец растет; если будешь блажить, то и от него тебе не будет почета, и от меня моего родительского благословения!

Бабушка прослезилась и утерла концом платка глаза. Отец и мать, насупившись, молчали; было и грустно и тягостно.

После этого отец с матерью принялись усердно ухищать нам на зиму избу. Они замазали углы ее глиной и обгородили завалинкой. На потолок натаскали костры, дыры в повети затыкали пуками соломы, навозили нам дров и лучины и пошли просить у старосты паспорта.

Они пошли оба, так как ни отец, ни матушка отдельно не хотели идти: боялись ли? стыдились ли? Оба они очень робели. Матушка говорила: "А ну-ка он не даст паспорта", -- и сейчас же изменялась в лице. Они пошли; и много времени прошло, пока они не воротились. Воротились они с теми же тревожными лицами, как и пошли, но с ними пришел и староста. Он вошел в избу суровый, медленно перекрестился, поклонился бабушке и проговорил:

– - Вот, тетка Прасковья, мы к тебе на рассудок пришли. Они вот в Москву хотят, а кто же подати, ты, стало быть, будешь платить?

– - Коли пришлют денег, и я заплачу, -- молвила бабушка.

– - Вот то-то и оно-то, если пришлют! А если не пришлют, тогда с кого требовать? Я тебя в контору не могу весть, что ж мне тогда, яловому телиться?

– - Да ведь и дома они ничего не высидят -- все равно ведь… проживут зиму, все подъедят, подобьют, а ничего из этого не прибудет. Ну, что у нас из дому взять?

– - Что верно, то верно!.. Только то, по крайность, будет кого в волость стащить, а то и того не будет, ты это рассуди!

Староста долго думал и, вздохнув, сказал:

– - Я отпущу, мне что ж, только вот что: десяточку вы мне уплатите.

Матушка всплеснула руками.

– - Да где же нам взять-то, батюшки вы мои? десяточку! Да что ты, дядя Тимофей, сказал-то?

– - Это десятку тебе, да на пачпорта, да на дорогу, много денег нужно, -- угрюмо проговорил отец.

– - Это ваше дело, ваша и забота, а без того я отпустить не могу. Сами посудите, вы хорошо знаете, сколько за вами? да вот к новому году еще прибавится. Когда мне их с вас выручать-то?

Староста встал с места и стал надевать шапку.