- Убьют же тебя, дуру, в этом медсанбате! - Но Бог уберег ее.
Потом была Победа. Возвращение в родной институт на кафедру хирургии. Всю молодежь забрала война. И она опять посвятила себя больным и науке. Защитила кандидатскую диссертацию. И оперировала, оперировала, оперировала..... Халат, и колпак ей гладили и крахмалили в больнице. А под халатом - клетчатая ковбойка и черные брюки-дудочки. И очки с треснутым правым стеклом. Только иногда, на торжественных юбилейных вечерах, появлялась она без очков. В единственном своём голубом платье с кружевным белым воротничком. И маленьких белых туфельках-лодочках. Тогда начинали виться и вздыхать вокруг нее старички-профессора. Настоящая красавица! Правда, красота у неё неброская. Сразу не разглядишь. Но принц почему-то не появлялся.
А потом привязалась какая-то странная болячка. Без всякой видимой причины ладони обсыпало множество мелких пузырьков. Они чесались, потом лопались, образуя жгучие язвочки. Которые долго не заживали. Никто не мог определить, что за болезнь? Но как только она прекращала оперировать хотя бы на месяц, всё исчезало. Нарастала молодая нежная кожа. Коллеги помогли ей. Оказалось, что если чуть изменить тему докторской, она подойдет для кафедры анатомии. И стала она там профессором. Не одно поколение студентов мучила и приводила в отчаяние! Все вечера проводила у себя в кабинете, пропахшем "Беломором" и формалином. Вместе со студентами препарировала трупы, готовила препараты. А в последнее время стала часто застывать в задумчивости, отрешаться. Вроде и слушает тебя, а мыслями далеко. Этим еще больше страха на студентов нагоняла! Говорила:
- Вот скоро выйду в отпуск, тогда и отдохнете! - До этого, по-моему, она ни разу в отпуске не была.
Среди студентов был у неё единственный любимчик. Володя Сысин. Теперь уже давно бывший студент. Она его любила, "но странною любовью". Сама же со второго курса института выгнала! Завалила на анатомии. Хотя Володя был талантлив. Мог только на секунду приложить ухо к груди больного, и тут же определить, порок ли сердца, или недостаточность, какая. Или в легких, какая патология. Пятнадцать раз ходил Сысин сдавать анатомию, а так и не сдал! Последние три раза - к Агафье Васильевне домой. Она жила одна в маленьком деревянном домике на окраине. С печкой и баней. Вернее, не совсем одна. С ней жила маленькая собачонка неясной породы. Муська. Она была кем-то вроде компаньонки. С нетерпением ждала Агафью с работы. Но то ли скучала, то ли курить хотела. Встречает, и дышит сипло. Рядом устраивается. Ждет, когда профессорша свою беломорину закурит. И тогда вздохнет облегченно. Лежит, нюхает, наслаждается! Иногда и окурок доест.
- Мне кажется, она меня не любит вовсе! - Говорила профессорша.
Странно, но Володя на неё не обиделся. Подружились даже. И частенько вместе коньячком баловались. За жизнь беседовали. Потом Сысин милиционером стал. И на заочный юридический поступил. А вскоре в уголовном розыске стал работать. До начальника дошел. Вот где его настоящий талант проявился! Володя Сысин мне дальним родственником приходился. Так что я эту историю из первых уст знаю.
Перед самым Новым годом взяла Агафья Васильевна отпуск. Идет домой не спеша. Авоськой с тремя апельсинами помахивает. А мороз изрядный. Тут как раз Володя ехал. Предложил подвести. Его милицейский "Москвич" был доверху забит шампанским, тортами, колбасой. К празднику себе и друзьям накупил. Он и предложил, когда до дому довез:
- Давайте мы, Агафья Васильевна, за католическое рождество хряпнем!
- Тебе бы, Сысин, только повод найти! Давай, на стол накрывай. А я печку растоплю. Потом еще в баньке попарюсь. Печка у неё была интересная! Дом топишь, а заодно и баню. В баню небольшая дверца прямо из кухни вела. Всегда была баня готова к употреблению.
Чокнулись они, выпили шампанского. Рядом Муська вертится. Ждет, когда закурят.
- Ты, Володя, не торт мне подсовывай! А давай-ка, мы с тобой вальс станцуем! Давно я его не танцевала. - Она включила радиолу, скрылась за занавесочкой. И вскоре вышла оттуда без очков, в единственном своём голубом платье с кружевным белым воротничком. И маленьких белых туфельках-лодочках. И Сысин закружил её по крошечной комнатке в облаке воспоминаний.
- Спасибо! - У Агафьи земля пошла кругом перед глазами. Присела.
- Ты иди, Володя. Тебе к семье надо. А я посижу по-стариковски. Потом, вот, в баньке покисну. - У Сысина было пятеро детей, и он не стал задерживаться.
Читать дальше