Николай Мисюк - Ночной вызов

Больной настороженно выжидал, поглядывая то на Цибулько, то на Пескишева. А когда Цибулько поинтересовался, чего же он хочет, стал торопливо, слегка заикаясь, рассказывать, что совершенно здоров, ни на что не жалуется, что двадцать лет назад... Но Цибулько прервал его, сказав, что подробности ему известны и надо говорить по существу.

Смущенный тем, что его прервали на полуслове, больной замолчал, растерянно посмотрел на присутствующих и тихо, но твердо сказал, что он здоров и просит снять с него ошибочно поставленный диагноз.

- Разве это создает вам какие-нибудь трудности в жизни? - спросил Цибулько, будто не зная, что трудности у таких людей возникают немалые.

- А как же? Ведь все мои знакомые и родные считают меня шизофреником, а я совершенно здоров. К тому же дети подрастают. Что я им скажу? Кто мне поверит, что я здоров, если столько лет предполагается, что я болен?

- Ну, почему же не поверят? - возразил Цибулько. - Наши люди гуманные, еще лишний раз и пожалеют.

- Охотно согласен с вами, но мне нужна не жалость, а справедливость и к тому же справка о том, что я психически здоров. Смешно, конечно, но кто мне поверит без справки? Ведь вокруг меня пустота. Ни друзей, ни приятелей. Все чураются меня... Я совершенно одинок. Сами понимаете: кому хочется иметь дело с шизофреником...

- Но почему? - изображая удивление, спросил Цибулько.

- Как почему? Неужели вам не ясно? Вот вы о гуманности говорите - так покажите пример. Дайте справку, что никакой шизофрении у меня нет.

- А вы уверены, что у вас ее нет?

- Абсолютно!

- Зачем же жалобу на своего директора написали?

Пескишев молча следил за диалогом Цибулько с больным, который произвел на него приятное впечатление не только своим внешним видом, но манерой вести разговор. Первоначально возникшее желание вмешаться сменилось любопытством, и он решил повременить.

- Как зачем? - удивился больной. - Да он же злоупотреблял служебным положением в корыстных целях, нарушал закон. Разве можно равнодушно смотреть на это?

- А другие сотрудники знали об этом?

- Конечно знали и осуждали действия директора.

- Почему же они молчали?

- Одни боялись, другие не хотели ввязываться, считая выступление против директора бесперспективным.

- Но почему же вы ввязались, не побоялись возможных неблагоприятных для вас последствий?

- Почему я должен кого-то бояться? Я ведь написал правду, ничего не выдумывая.

- А сотрудники знали, что вы написали жалобу? - продолжал спрашивать больного Цибулько.

- Во-первых, я писал не жалобу, а информировал партийные органы о существующих в институте непорядках. Во-вторых, секрета из этого не делал.

- Ну, а вы думали о том, какую извлечете для себя выгоду из своей затеи?

- Я, уважаемый товарищ доцент, думал не о том, чтобы извлечь пользу для себя, а о пользе для дела, для института.

- Ну, а все-таки, чего же вы в конечном счете достигли?

- Лично я?

- Да, вы!

- Директор мне объявил выговор.

- За что?

- За нарушение трудовой дисциплины.

- В чем оно выражалось?

- Ушел с работы на час раньше положенного времени.

- Значит, заслужили?

- А я и не оправдываюсь. Но так у нас делают многие научные сотрудники. Неоднократно это делал и я, и никто ничего предосудительного в этом не видел. Директор об этом знал, обычно это бывало вызвано производственной необходимостью.

- Какая же необходимость в нарушении трудовой дисциплины?

- Но это никакое не нарушение. Ведь работа научного сотрудника должна оцениваться не временем пребывания в стенах института, а продуктивностью, возразил больной.

- Значит, дисциплина, по вашему мнению, ученым не нужна.

- Почему не нужна? - сказал больной. - Я этого не говорил. Дисциплина, конечно, нужна, но она не может быть самоцелью. Скажите мне, пожалуйста, обратился больной к Цибулько, - зачем научному сотруднику сидеть в институте, если в данный момент ему необходимо срочно пойти, например, в библиотеку, чтобы найти нужные литературные данные?

- Ну, это можно сделать и после работы.

- Можно и после работы. Но ведь это его работа. Зачем же он должен ее выполнять во внеурочное время? Тем более что в данный момент в институте делать нечего.

Цибулько пожал плечами, встал и, заложив руки за спину, стал расхаживать по кабинету, поглядывая на больного, затем взял молоточек, скорее для вида, чем для дела, исследовал реакцию зрачков на свет и рефлексы.

- Все ясно.

- Что ясно? - поинтересовался больной.