Василий Митин - С глазу на глаз

- Пожалей, отпусти, на что он тебе, старой?

Елизавета с трудом подняла женщину с пола, усадила на лавку, стала уговаривать:

- Все будет хорошо, все устроится, найдется твои Гриша. Я ведь о нем ничего не знала, а теперь все разузнаю.

Проворно юркнула в запечье и вынесла в чашке какое-то сильно пахнущее зелье:

- Выпей святой водицы, и все пройдет.

Марфа покорно дала напоить себя. Святая водица отдавала валерьянкой. Женщина успокоилась. Елизавета присела рядом, обняла, гладила по голове, плавными движениями массировала затылок. Потом оделась, волосы Марфиньки привела в порядок, взяла ее под руку и вывела на улицу. Молча пошли они к деревне, где жила Марфа.

А давно ли было! В просторной избе Елизавета улещает Марфинькину Катушку. Сама Марфинька на сносях, шьет распашонки на ручной швейной машинке. Веселая, радостная, просветленная. В избу заходит Гриша. Потный, усталый: он перекапывал огород. Поздоровался и попро-сил у тещи поесть.

- Марфа, накорми его!

Марфа быстренько собрала на стол около печки.

Гриша подошел к столу и не успел присесть, как теща прикрикнула:

- Лоб перекрести! Когда только ты отстанешь от своих комсомольских привычек! - Обратилась к дочери: - Я бы с таким нехристем спать не легла.

Гриша усердно помолился.

И еще.

Короткой летней ночью Елизавета пришла вместе со старцем Федором. На осторожный стук в окно дверь открыл отец Марфиньки Яков. Старица ему шепнула:

- Подойди под благословение.

Уединились в чулане.

- О божественном я с тобой теперь не буду вести речь - времени мало. Бог простит, - начал старец. - Живем мы на грешной земле и должны помнить о земном. Слушай, запоминай, исполняй, ибо я говорю по наказу отцов истинно православных христиан, которые наделили меня правом указывать и приказывать. Настал час, и разразилась война против нечестивых коммунистов. Началось страшное кровопролитие. Весь христианский мир поднялся против антихристовой власти. Германское воинство идет с огнем и мечом. Долго мы ждали избавления нашего, и час этот близок. Все истинно православные обязаны оказывать всяческую помощь освободителям.

"Складно говорит", - думала Елизавета.

- А чем мы, немощные, пособить можем? Не только пулеметов, даже винтовок у нас нет.

- Ты, Яков, думаешь, как в гражданскую было.

У наших освободителей оружия хватает. А мы пособим и без винтовок. Ни один верующий не возьмет в руки советского оружия и не пойдет на войну, ни один не возьмет в руки пи серпа, ни молота, чтобы ни одно зерно, ни один гвоздь не попал безбожной рати. Все мужчины призывного возраста хоронятся и ночами, где только можно, растаскивают колхозный хлеб, огню предают все, что гореть может. Так и передай по всей общине.

- Ой,боязно-то как!

- Боязно? А ты мало натерпелся страху от коммунистов?

- Мне они ничего плохого не сделали...

- И чего ты можешь от них ждать? Разве угона в сибирские дебри? Все нам зачтется, когда коммунисты будут разбиты. Снова будешь хозяином, снова пуще прежнего тебя люди почитать будут. Активисты, кои в живых останутся, руки тебе целовать будут.

- Дай-то бог!

- Как твой зятек, не отшатнется?

- Гришка? Нет, он предан вере нашей. Тут мы со старухой поусердствовали, а пуще - Марфутка. Он у нее под пяткой. Да и мать Елизавета помогла.

Этого Григория и доставила Надежда Егоровна на втором году Великой Отечественной войны Ивану Петровичу. О нем-то и сокрушалась Марфинька.

Да еще о младенце Гришеньке, умершем на первом году своей жизни только потому, что было запрещено обращаться к советскому врачу за медицинской помощью.

В большой тревоге Елизавета вернулась домой, сдав Марфиньку родителям. Теперь всего можно ожидать. Рехнулась бабенка и что еще выкинет - подумать страшно!

Появление Марфиньки встревожило Федора и Вадима.

- Надо ее убрать! - зло сверкая цыганскими глазами, изрекла старица.

- Мать, а не грех? - не без лукавства спросил Федор.

- Отстань ты со своими грехами - одним больше, одним меньше, все равно.

Она не стеснялась Вадима, будучи уверена, что фашисту не в диковинку убивать.

-Разумное предложение, - поддержал ее Вадим. - Я помогу. Вот эту таблеточку дайте больной, и через день она будет безвредна. Вот и весь грех.

Он вручил старице лекарство.

- А теперь мне у вас оставаться нельзя. Как говорит русская пословица: береженого и бог бережет.

Начнут чекисты трясти ваши катакомбы, и меня могут зацепить.

Федор его поддержал:

- Верно. Уходить вам надо. Я в своем подполе еще продержусь, а вам отсюда пора.