Анатолий Луначарский - Идеи в масках

Надзиратель. Как не быть? Только дела у них очень много… Фершал был же… Он доктору докладывал; стало быть — доктор на находить нужным… Фершал…

Груздев (Кричит нервно). Фельдшер дурак! Совершенный дурак!

Надзиратель. Ругаться не полагается, кричать тоже самое.

Груздев. У меня раскаленные иглы в мозгу, у меня ледяной пот по всей спине, я брежу.

Надзиратель. Очень многие жалуются. Тюрьма, конечно место, — грустное, господин. Ежели угодно, фельдшер придет, а врач уж ушли.

Груздев. Не надо фельдшера. Я ненавижу фельдшера. Я с ума схожу.

Надзиратель (Тяжело вздыхает). Как угодно. (Форточка захлопывается).

Груздев. Что же это такое? Я же с ума схожу. Ну, пусть с кем-нибудь вместе меня… или в больницу… Я совершенно не могу больше терпеть (Пауза. Груздев ходит по камере. Гремят замки. Отворяется дверь, входит фельдшер.)

Фельдшер. Здравствуйте. Чего вам?

Груздев. Я сто раз говорил. Я прошу в общую камеру, в больницу, куда-нибудь. Я не могу оставаться один в камере под вечер, я боюсь…

Фельдшер (Пожимая плечами). У нас же есть бром и трионал, чтобы вы спали. Можно прописать вам ванны.

Груздев. Уйдите! И не смейте ко мне являться! Я требую доктора. Он, может быть, поймет.

Фельдшер. Здесь нельзя капризничать, это не гостиница и не лечебница, а тюрьма (Повертывается).

Груздев. Я с ума сойду, умру, у меня порок сердца!

Фельдшер (Пожимая плечами). У меня у самого порок сердца (Уходит).

Дверь с грохотом запирается. Гремит замок.

Груздев (Бросаясь на койку). А! Готов рвать зубами подушку! (Пауза). Завтра среда. Придет сестра Маша. Пять минут. Жандарм и решетка. Мучители! (Подымая голову). Совсем темнеет, кажется. Как страшно! В этой камере, наверное, кто-то умер. На этой койке. Я знаю. Чувствую. Тут хрипел кто-то. В углах остались клочки вырванной из тела души. Душа вырывается из тела, а потом… потом Сама умирает… Тело вынесли, а мертвая душа осталась… Я, кажется, брежу?

(Доносятся глухие аккорды общей арестантской молитвы «Царю Небесный утешителю» и т. д.).

Поют… Вечер… Я любил вечер… Я любил писать вечерние эффекты. Это трудно. У вечера грустная поэзия (Пауза). Мама подходила говорила: «Мальчику пора спать, постелька ждет». Я долго связывал с вечером представление о материнском объятии, о лампадке, о песенке, о дреме… Вечер мне всегда казался ласковым. Но тут, в каменном мешке! Уф! Страшная вещь вечер в тюрьме. Отчего не зажигают лампы? Ведь уже поверка идет. (Мимо двери слышен топот многочисленных шагов, фортка на секунду открывается и вновь закрывается). Да… Тюрьма… Сейчас отовсюду поползет храп, нехороший воздух, потный, промозглый… Все будет дышать широко открытым ртом; масса тел на нарах… тела на койках, бедные. А надзиратели слипающимися глазами смотрят на желтый огонь лампочек… зевают… гулко прохаживаются… Буду спать и я. С головой в одеяло и забыться… (Завертывается с головой. Тихо. Доносятся тихие стуки издалека. Вдруг Груздев быстро вскакивает и устремляет ужаснувшиеся расширенные глаза в уголь, губы его перекашиваются, он весь дрожит, крик замирает на устах. В углу мрак сгущается, ворочается, формируется, оттуда медленно выдвигается существо с полулягушачьей головой, большая пасть, гребень рыжей щетины, выпученные глаза тускло светят, лапа с длинными жабьими пальцами опирается на стол, нижняя часть туловища остается во мгле). Галлюцинация. Что? Что? Безумие?

Чудовище (Тихо хихикая) Хе — хе — хе!.. Спокойствие, спокойствие, храбрец. Ну — ну, будь мужествен: я интересное существо.

Груздев. Что, что надо?

Чудовище. Развлечь тебя… Ведь ты скучаешь? Хе — хе — хе!.. Бедняга… Когда ты еще не родился, глупый ангел Левкос тихо пел… Он находил твою звезду счастливой, ибо тебе был дан большой талант. На роду написано счастье. Левкос — это очень глупый ангел, — предсказывал, что как раз в будущем году ты должен был создать картину, которая удивила бы мир… Она уже давно росла в твоем сердце. Помнишь? Природа поздравляет освобожденного Прометее… или что-то в этом роде… И фигура вечного зла в углу, которая, поняв свое безобразие, плачет, закрыв лицо свое руками… А года через два ты должен был встретить твою подругу, венец твоего счастья. О, что за женщина! Она принесла бы тебе чарующую красоту, ум, веселость, восторженную любовь и миллионы… Глупый Левкос находил, что даже твое слишком сильное воображение и неудачное сердце не принесут тебе несчастья… Она сможет, видите ли, успокоить это сердце, и его болезнь скажется только особой причудливой игрой светов на твоих картинах. Глупый ангел!.. Картины! Женщины! В будущем году! Ты умрешь очень скоро, не выйдя из этой ямы… Дрожи, дрожи, Левкос не принял во внимание твоей глупости. Ты сбился с золотой дорожки, тонкой как ниточка, — за это умри (С ядовитой иронией). Ты принял участие в борьбе за свободу. Ну утешайся, что пал ее жертвой.