Марина Москвина - Между нами только ночь

Так шли луны и годы. И ничто не нуждалось в том, чтоб мы это оценивали.

Однажды у меня опять зазвонил телефон. Это была Юля.

- Маруся? - она окликнула меня. - Что слышно? Знаешь, когда я у своего дедушки спрашивала: "Что такое старость?", - он отвечал: "Старость - это постоянная усталость и перечитывание классиков". Я почти полностью погрузилась во мрак и не могу читать, вот в чем ужас. Как наркоман, испытываю ломку. Но моя жизнь - фейерверк по сравнению с Леной. Все-таки за ней должен был присматривать здравомыслящий человек. Сколько раз я ей говорила: "Не жалей денег! Возьми коммерческого директора". Она отвечала: "У меня хороший бухгалтер". Ну, откуда ей в чем-нибудь разбираться, если она стюардесса? Все ваши рукописи довела до типографии, а на типографию денег не хватило... "Что ж ты так все истратишь, - я спрашивала, - а на черный день?" Она отвечала мне: "Черный день у меня будет, когда меня уже не будет"... Ты слушаешь?

- Да, - я отзывалась неохотно.

А сама думаю: может уже Елена не быть в моей орбите, а я - в ее? Пусть на карте ее звездного неба вдали виднеется точка "Маруся", но не надо туда посылать ни сигналов, ни радиоволн - ничего. Эти пожизненные связи могут доконать кого угодно.

Мой муж и сын говорят мне:

- Марусенька! У тебя есть места, где застоялось прошлое.

И все выбрасывают мое - старинную бабушкину резиновую грушу для спринцевания - черную, страшную, с длинным изогнутым пластмассовым хоботом, потом чьи-то поднебесно-голубые мужские носки в намертво закрученной стеклянной банке, будто замаринованные.

Я кричу:

- Не выбрасывайте! Они дороги мне как память, только не помню, о ком!..

А сама себя уговариваю: отпускай, отцепляйся, неважно, утонешь ты или взлетишь - и в том и в другом случае тебе откроется тайна скольжения из полноты в пустоту, ты сможешь безупречно следовать потоку жизни.

...Я иду, как лунатик, с тетрадью и карандашом, ожидая хотя бы слабого знака или зова. Мешки! Вы не поверите - мешки рукописных книг - вот мои наблюдения за этим миром. Иногда мне кажется, когда я их сожгу, я просветлюсь, потому что мне станет доступно единство мира. А пока универсум предстает в моих записках раздробленным и слишком многомерным. Единственное спасение - что я наблюдаю его, хотя и со стороны, но не пристальным глазом рептилии, а жарким и любящим взором. Порою чрезмерно жарким, это мешает мне сохранять ясность духа и пребывать в состоянии ребенка, животного, камня, цветка, словом, применить Истину к собственной жизни.

Кто мне - старый пилот Кучегоров? И почему в моем дневнике отведено ему несколько страниц, исполненных изумления перед вечновьющейся нитью бытия?

Да потому, что я отлично помню, как Елена рассказывала нам ночами в интернате о встрече с отцом Даши, о том, как она полюбила его и вышла замуж, какой он хороший человек, до чего они счастливы и всю жизнь собираются быть вместе, как решили, что дочка у них обязательно станет балериной, и пока та еще не родилась - Елена только и делала, что смотрела на фотографии всех великих балерин.

- Уж я-то знаю, что ждет эту девочку! - она говорила с гордостью, ведь носить под сердцем столь выдающуюся балерину, это вам не какой-нибудь пустяк!

А дальше - тридцать лет - по маршруту Москва-Хабаровск, туда-сюда, туда-сюда. Пилот Кучегоров пропал в полосе неразличимости, а чтоб выучить девочку на балерину, надо располагать большими деньгами! Аэропорты, гостиницы, вылеты до рассвета, снег, облачность, туман, обледенелая взлетная полоса, пристегните, пожалуйста, ремни, no smoking, приведите спинки кресел в исходное положение, сейчас вам будет предложен горячий завтрак, не забывайте ручную кладь, просьба всем оставаться на своих местах до подачи трапа... То взлет, то посадка, одна только смена семи часовых поясов чего стоит! Ерунда! Только бы не смолкал симфонический оркестр Большого театра под управлением Светланова: Григорович, балетная школа Улановой, кордебалет в "Щелкунчике", вон она, видите - вторая справа в четверке маленьких лебедей, английские гастроли, Гайд-парк, Тауэр... Биг Бэн: бом! бом! бом!.. Лондонский театр оперы и балета!.. Кровавая роза в твоих волосах, о моя Кармен! Ах, у любви как у пташки крылья... Па-па-па-пам! Меня не любишь, но люблю я, так берегись любви моей! Па-па-па-пам! Лю-юбовь, лю-юбовь, лю-юбовь, лю-юбовь!

- Я-то знаю, какая это девочка! - говорила Елена, когда я, уже большая, а без гармошки, сидела с ней на Юлиной кухне, гоняла чаи. - Тебе надо обязательно увидеть Дашу на сцене!!! Она танцует - как никто никогда до нее не танцевал.