Борис Можаев - День без конца и без края

Из-за кривуна карбас выходит на широкий плес. На пологом берегу небольшая деревня, узкий клин желтеющих полей глубоко врезается в тайгу.

- Будем приставать? - спрашивает Василий Мусю.

- По мне везде интересно. Как начальство, - она кивает на высокого тощего Лясоту с редкой рыжей бороденкой.

- Филипп, пристанем? - спрашивает Василий.

- Местность глухая, - отвечает тот. - Надо обследовать.

- Кузьмич! - кричит Василий старшине. - Сворачивай в тот затончик за деревню!

Кузьмич грохнул сапогом по обшивке - из трюма высунулась в люк чумазая морда.

- Ты чего? - спросил трюмный.

- Сбавляй обороты! Причаливаем.

Карбас зачихал и стал сворачивать к небольшой деревне.

- Эй, там, на баке! Приготовить швартовы! - крикнул Кузьмич.

Мужчины поднялись и засуетились... Карбас пристал к берегу.

Ржаное поле в Якутии. Рожь невысокая, но колосья полные, как говорится - на подходе. Муся перебирает колоски, срывает изредка и кладет их в мешочек. Рядом с ней стоит крестьянин средних лет, видимо, хозяин поля.

- Да ты рви смелее! Чать, не обедняем, - говорит мужик.

- Мне много не надо. Я выбираю только ярко выраженные колоски.

- А чего их выбирать? Они все хорошо уродились. У меня рука верная где кину, там и вырастет. Значит, для науки собираешь? Что ж там у вас, в Москве, ай ржи не хватает?

- Там есть, да не такая.

- А какая же? Рожь, она рожь и есть.

- Ну, не скажите. Московская рожь тут не вызреет.

- Во-он что! Видать, у московской ржи корень тугой.

- Что? Что?!

- Значит, не способен быстрый оборот давать. Влагу плохо гонит. Она и не успевает напиваться. Вроде пашеницы.

По ручью проходит Василий с ящиком на ремне через плечо.

- А пшеница у вас вызревает? - спрашивает Муся мужика.

- Здесь нет, а на заимке поспевает.

- Далеко ваша заимка?

- В тайге, верст пять по ручью.

- Можно там взять колоски?

- Берите. Я сейчас лошадку запрягу, отвезу.

- Не надо. Мы пешком пройдем, - говорит Василий.

Муся только теперь заметила его, смотрит вопросительно.

- Я уже взял в низовьях образцы почвы, - ответил тот как бы на ее безмолвный вопрос и качнул своим фанерным ящиком. - А теперь там, наверху, возьму. Так что по пути.

Они идут по лесному берегу ручья; чем дальше, тем все гуще тайга, все таинственнее ее темные чащобы, все заманчивее ее незнакомая глубь. Тоненько, скрипуче посвистывают рябчики. Василий свернул в трубочку листок жимолости, положил на язык и засвистел, как рябчик. Вдруг совсем рядом ухнула и заулюлюкала полярная сова.

- Ой, что это? - вздрогнула Муся.

- Леший. Давай руку! Ну?! - Он притянул ее к себе, хотел обнять.

- Не надо! - она вырвалась и пошла впереди.

Василий приотстал, спрятался за толстую сосну и вдруг затянул высоким срывающимся волчьим воем. Муся замерла на ходу, обернулась и, не увидев Василия, пронзительно закричала:

- Ва-а-ася!

- Ай-я-яй-а! - ответил он тихонько, так, словно голос его доносился издалека.

- Ва-а-ася! - закричала она сильнее и помчалась в ту сторону, откуда слышался его слабый голос.

- Вот он я! - Василий вынырнул перед ней из-за ствола сосны, озорной, смеющийся, и поймал ее в объятия.

- Дурак! Идиот!! - чуть не плача, она пыталась вырваться.

- Будешь от меня уходить? А? Будешь? - Он все крепче и крепче прижимал ее к себе.

Она долго и упорно держала его на отдалении, упершись ему в грудь прямыми руками. Наконец не выдержала напряжения, уткнулась лицом в его плечо.

Показалась заимка. Они шли теперь взявшись за руки.

- Уже? - спросила она, глядя на просвет в деревьях.

Залились хриплым утробным брехом собаки. Василий тотчас стал передразнивать их.

- Господи! Какой ты еще ребенок! - сказала она.

- А ты бука.

Возле длинной приземистой избы их встретил очень похожий на того мужика во ржи седой, как лунь, старик. И одет совершенно так же: на нем длинная полотняная рубаха, на ногах желтые улы из рыбьей кожи.

- Здравствуйте, дедушка!

- Здорово живетя! Проходите в избу.

- Мы на часок, за колосками пшеницы. - Муся показала мешочек. - Нам хозяин разрешил.

- Рвитя, рвитя, - сказал дед.

Поле было тут же. Пока Муся и Василий собирали колоски, старик сходил в избу и принес глиняный кувшин медовухи, берестяную кружечку-чумашку да большой кусок копченой медвежатины.

- Подкрепитесь на дорожку-то. Вот медовуха да шматок медвежатины, сказал старик.

- Нам, право, как-то неудобно...

- Спасибо, дед! - сказал Василий, перебивая Мусю и принимая его дары.

- Право же, неудобно, - пыталась урезонить своего напарника Муся.