Борис Можаев - Петька Барин

И я поехал. Совхоз "Мещерский" лежит в лесной полосе километров за двадцать от Тиханова. Туда и в обычную пору проехать было нелегко, а уж в распутье да в зимние заносы на автомобиле и не суйся.

Не доезжая до Еремеева, мы встретили странную подводу. Гусеничный трактор тянул грубо сколоченные сани, на которых стояли две железные бочки, валялись толстые оцинкованные тросы, лопаты, и в самом задке прижались две бабы, закутанные в клетчатые шали, да мужик в тулупе.

- Куда они снарядились? - спросил я своего возницу.

- В Пугасово, за горючкой.

- За пятьдесят верст на тракторе? - удивился я.

- А на чем же еще? Грузовики не ходят: то ростепель, то заносы. Лошадей нет.

- Но они же и за сутки не обернутся?

- По два дня ездят. С ночевой.

- Какой смысл гонять трактора в такую даль?

- Нужда... Горючка необходима для тракторов.

- Они что, снег пашут?

- За кормами ходят.

- Куда?

- На луга... километров за сорок. Как только путь установится, по пороше то есть.

- Батюшки мои!

Возницу нисколько не трогало мое удивление. Он дергал вожжами, похлопывал шубными рукавицами, покрикивал на лошадь и, как бы между делом, пояснял мне, зачем нужна горючка к тракторам в такую пору, пояснял обстоятельно, терпеливо, как это делают неразумным детям.

- Поскольку совхоз откормочный, без сена никак нельзя.

- А трактора в разнос пускать можно?

- На то они и есть трактора. Не на себе ж таскать сено-то.

- Трактора в пять раз дороже сена!

- Мало ли что. В ином деле себя не бережешь. А то трактора. - Мой возница был неуязвим, сидел бочком, вполоборота и смотрел куда-то в сторону.

Эта странная отрешенность, уклонение от существа дела озадачила меня и в разговоре с директором Проскуряковым. Он также глядел куда-то в сторону, морщил лоб и сводил брови с тем выражением, которое передается вопросом: "Что вы, собственно, от меня хотите?"

- Как же это, в лесной глухомани, вдали от лугов создали откормочный совхоз? - спрашивал я директора.

- Очень просто. Был колхоз, перевели его в совхоз.

- Зачем же?

- Потому что слабый был колхоз... нерентабельный.

- А совхоз крепкий?

- И совхоз слабый.

- Чего же добились? Неужели вы считаете разумным гонять трактора в эдакую даль за сеном?

- А ближе нет его, сена-то.

Логическая фигура замыкалась, и выйти из этого заколдованного круга не было никакой возможности.

Мы сидели в бухгалтерии. На столе у бухгалтера лежал список. Трактористы и возчики, одетые в полушубки, ватные брюки, входили по очереди, расписывались, потом шумно дули на руки - с мороза пришли - и получали по три рубля на ночевку, для сугреву.

- На сколько же хватает горючки, привезенной из Пугасова? - спросил я "директора.

- На один рейс.

- А потом?

- Все повторяем... Те идут за сеном, эти в Пугасово.

- Весело живете. А Ступин ездит за сеном?

- Сейчас - нет... - ответил директор, помолчав.

- Почему?

Директор провел ладонью по лбу и поморщился:

- Он свою долю привез летом.

Я вышел на улицу, отпустил возницу в лесничество, а сам пошел искать Ступина. Возле колодца с журавлем я спросил старуху:

- Скажите, где Ступин живет?

- Какой Ступин? У нас, в Еремееве, полсела Ступиных.

- Который машины изобретает... Петр Александрович.

- А-а, Петька Барин! Ступай в конец села. Там стоит на отшибе новый дом под зеленой крышей. Увидишь. А нет - спросишь, где, мол, Барин живет.

Я сразу угадал дом Петьки Барина, - он стоял на высоком берегу Петравки, в окружении старых лип и заломанной чахлой сирени, чуть вынесенный из общего порядка улицы. Дом большой, обшитый свежим тесом, назамшелом фундаменте из дикого камня. И крыша зеленая, и вертлюги на крыше.

Хозяин встретил меня на улице; он обносил забором эти раскоряченные липы, да выщербленную сирень, да кое-где уцелевшие изуродованные яблони жалкие остатки от большого сада. Хозяин был видный мужчина, широкоплечий, рослый, с лицом народного артиста, полный собственного достоинства. На нем была черная стеганка, открывавшая его мощную, кирпичного цвета шею, высокие, за колено, валенки и серая армейская шапка. Мы поздоровались. Я назвал себя, сказал, что приехал из газеты, что наслышан о нем и хотел бы написать... Словом, обычное приставание газетчика, когда хочешь понравиться человеку и выудить из него нужный "материал". Ступин вел себя не то чтобы просто, а величаво: протянул свою необъятную железную ладонь, чуть прикрыл большие сонные глаза и представился:

- Петр Александрович.