Борис Можаев - Полтора квадратных метра

Подошел он к тому зданию, где висит дощечка медная с надписью про писателя Салтыкова-Щедрина. Не успел толком постоять, надпись разглядеть, как толстые двери с бронзовыми ручками сами растворяются перед Павлом Семеновичем и милиционер (тот самый, что на них с Марьей строго посмотрел в первый наезд) теперь сам зазывает его, фуражку снял и кланяется через порог - заходите, мол, Павел Семенович. Давно вас поджидает сам хозяин.

Ладно. Вошел Павел Семенович, а перед ним вырос секретарь Лаптев, своей твердокаменной ладонью берет Павла Семеновича под локоток и ведет по широкой беломраморной лестнице, застланной красным ковром. Поднимаются они на второй этаж, а там народу, народу - пушкой не пробьешь. И все сидят чинно вдоль стен и ждут своей очереди. И тишина, как в церкви. Только что службы нету. А посреди большой залы стол, сидит за ним тот самый старичок, сторож с мукомольни из Стародубова. Как увидел он Павла Семеновича, так сразу вскочил и - к нему. Берет его под второй локоток и говорит:

- Пожалуйста, Павел Семенович, вас ждет Сам.

- Это с какой стати?

- Он же без очереди!

- Запишите его в список на общем основании! - закричали, заволновались посетители.

- Товарищи, товарищи! Нельзя его на общем основании, - сказал старичок. - Все ж таки у него сноха бывшая гражданка ГДР. Не шумите. Не то она сама придет - хуже будет.

- Почему? - спросил кто-то детским голоском.

- Потому как мы - особь статья, а граждане ГДР - особь статья. Всех мешать в одну кучу нельзя. Давление может произойти от непонимания языков.

И сразу все затихли, а дверь в другую залу сама растворилась, в проеме нет никого - глухая темнота. Павлу Семеновичу жутко стало, он даже остановился.

- Ступай, ступай... Господь поможет, - сказал старичок и затворил за ним дверь.

И вроде бы свет вспыхнул. Эта зала была еще больше той, в которой сидели посетители. И стол стоял посредине длинный-предлинный, под зеленым сукном, обставленный со всех сторон стульями. А в самом конце сидел в дубовом кресле сам бог, очень похожий на писателя Салтыкова-Щедрина, с бородой и с лысиной; сидел, строго смотрел на Павла Семеновича и даже не моргал. Павел Семенович совсем оробел, и ноги у него сделались ватными, поглядел было по сторонам на стулья, но приглашения сесть не получил, а сам сесть побоялся.

- Ты зачем пришел? - спросил его бог голосом доктора Долбежова.

- Хочу вас спросить: должен человек знать или нет, для чего он живет?

- Тайна сия великая есть... - ответил бог опять голосом Долбежова. - А зачем тебе знать это?

- Чтобы поступить по совести, - ответил Павел Семенович. - Допустим, меня обидели. Что мне делать? Отомстить обидчику? Но тогда придется плюнуть на общественную обязанность, потому что мстительность отнимет у меня все силы и время.

- А для чего тебе дадены сила и время? - спросил бог.

- Чтобы людям пользу делать, - ответил Павел Семенович.

- Как же ты делаешь эту пользу? - грозно спросил бог голосом Долбежова, поднял верхнюю губу и ткнул себе пальцем в зубы. - Ты ставил мне коронку? А она стерлась всего за два года.

- Николай Илларионович, это ж я без цели! Золото оказалось квелым. Прости меня, - и Павел Семенович повалился на колени.

- Врешь! Золото было червонное, девяносто шестой пробы... Ты слишком тонкую пластинку раскатал. Сэкономил! Кого ты хочешь обмануть?

- Грешен, Николай Илларионович... Прости! Не для себя я, не из корысти. Берте щербину залатал. Ей из плохого золота коронку не поставишь.

- Ну, ежели для иностранки сэкономил, тогда встань. Значит, не для себя, для ближнего своего старался.

Павел Семенович удивился, что и тут имя Берты сработало. Скажи ты, какая сила во всяком иностранном слове имеется. И осмелел:

- Так для чего же человек живет? Для того, чтобы пользу делать, или добиваться своего, то есть правду отстаивать? - спросил он.

- Не спрашивай. Служи богу и обрящешь покой, - торжественно ответил бог.

- А что есть бог?

- У тебя что, глаза на лоб повылазили? Ослеп ты, что ли? - сказал бог голосом Марии Ивановны, и Павел Семенович в страхе очнулся.

Мария Ивановна спала рядом, и не было у нее ни бороды, ни лысины.

Павел Семенович растолкал ее и пересказал весь свой чудный сон.

- А сон-то в руку, Павлуша. Надо стучаться, идти до самой верховной власти. И дело выиграем, и покой обрящем.

- Дак ведь легко сказать - до верховной власти. А сколько сил положим? Сколько времени уйдет... Эдак и работу запустишь.

- Наплевать. А иначе досада заест.