Владимир Набоков - Удар крыла

В баре был пунцовый полусвет, воланы абажуров отражались в стекнлянных столиках. У металлической стойки, на высоких табуретах сидели три господина - все трое в белых гетрах, - поджав ноги и всасывая сквозь соломинки яркие напитки. По другой стороне стойки, где на полнках поблескивали разноцветные бутылки, словно коллекция выпуклых жуков, жирный черноусый человек в малиновом смокинге необычайно искусно мешал коктейли. Керн и Монфиори выбрали столик в бархатной глубине бара. Лакей распахнул длинный список напитков - бережно и благоговейно, как антиквар, показывающий дорогую книгу.

- Мы будем пить подряд по одной рюмке, - сказал ему Монфиори своим грустным глуховатым голосом. - А когда дойдем до конца, нанчнем опять. Будем тогда выбирать только то, что пришлось нам по вкусу. Быть может, остановимся на одном и долго будем им наслаждаться. Зантем опять начнем сначала.

Он задумчиво посмотрел на лакея:

- Поняли?

Лакей наклонил пробор.

- Это так называемое странствие Вакха, - с печальной усмешкой обратился Монфиори к Керну. - Некоторые люди и в жизни применяют такой прием.

Керн заглушил зябкий зевок.

- Это, знаете, кончается рвотой.

Монфиори вздохнул. Отпил. Причмокнул. Выдвижным карандашиком отметил крестиком первый номер в списке. От крыльев носа шли у него две глубокие борозды к уголкам тонкого рта.

После третьей рюмки Керн молча закурил. После шестой - это была какая-то приторная смесь шоколада и шампанского - ему захотелось гонворить.

Он выпустил рупор дыма; щурясь, отряхнул пепел желтым ногтем.

- Скажите, Монфиори, что вы думаете об этой - как ее - Изабели?..

- Вы ничего от нее не добьетесь, - ответил Монфиори. - Она из породы скользящих. Ищет только прикосновений.

- Но она ночью играет на гитаре, с собакой возится. Это скверно, не правда ли? - сказал Керн, выпучив глаза на свою рюмку. Монфиори опять вздохнул:

- Да бросьте вы ее. Право...

- Это вы, по-моему, из зависти, - начал было Керн. Тот тихо перебил его:

- Она женщина. А у меня, видите ли, другие вкусы.

Скромно кашлянул. Поставил крестик.

Рубиновые напитки сменялись золотыми. Керн чувствовал, что кровь у него становится сладкая. В голове туманилось. Белые гетры покинули бар. Умолкли дробь и напевы далекой музыки.

- Вы говорите, что нужно выбирать... - густо и вяло говорил он. - А я, понимаете, дошел до такой точки... Вот слушайте: у меня была женна. Она полюбила другого. Тот оказался вором. Крал автомобили, оженрелья, меха... И она отравилась. Стрихнином.

- А в Бога вы верите? - спросил Монфиори с видом человека, котонрый попадает на своего конька. - Ведь Бог-то есть. Керн фальшиво засмеялся.

- Библейский Бог. Газообразное позвоночное... Не верю.

- Это из Хукслея, - вкрадчиво заметил Монфиори. - А был бибнлейский. Бог... Дело в том, что Он не один; много их, библейских богов... Сонмище... Из них мой любимый... "От чихания его показывается свет;

глаза у него, как ресницы зари". Вы понимаете, понимаете, что это знанчит? А? И дальше: "...мясистые части тела его сплочены между собою твердо, не дрогнут". Что? Что? Понимаете?

- Стойте, - крикнул Керн.

- Нет, вникайте, вникайте. "Он море претворяет в кипящую мазь;

оставляет за собою светящуюся стезю: бездна кажется сединою!"

- Стойте же, наконец, - перебил Керн. - Я хочу вам сказать, что я решил покончить с собой...

Монфиори мутно и внимательно взглянул на него, ладошкой прикрыв рюмку. Помолчал.

- Я так и думал, - неожиданно мягко заговорил он. - Сегодня, когнда вы смотрели на танцующих, и раньше, когда встали из-за стола... Было что-то в вашем лице... Морщинка между бровей... Особая... Я сразу поннял...

Он затих, поглаживая край столика.

- Слушайте, что я вам скажу, - продолжал он, опустив тяжелые, лиловатые веки в бородавках ресниц. - Я повсюду ищу таких, как вы, - в дорогих гостиницах, в поездах, на морских курортах, - ночью, на нанбережных больших городов...

Мечтательная усмешечка скользнула по его губам,

- Я помню, однажды, во Флоренции... Он медленно поднял свои козьи глаза:

- Послушайте, Керн, я хочу присутствовать... Можно? Керн, сутуло застывший, почувствовал холод в груди под крахмальнной рубашкой.

"Мы оба пьяны... - пронеслось у него в мозгу. - Страшный он".

- Можно? - вытягивая губы, повторил Монфиори. - Я вас очень прошу.

Коснулся холодной волосатой ручкой...

- К черту! Пустите меня... Я шутил...

Монфиори все так же внимательно смотрел, присасываясь глазами.

- Надоели вы мне! Все надоело, - рванулся, всплеснув руками, Керн, и взгляд Монфиори оторвался, как бы чмокнув...