Игорь Наталик - Стихия

Коленька никак не мог насытиться захватывающими сказочными историями, которые полушептал ему на ночь новый взрослый друг. Причем это было совсем не похоже на мамины сказки или на дедушкины-бабушкины. Ему хотелось самому путешествовать и сражаться во всех тех историях и обязательно побеждать самых сильных и злых врагов. Все это малышу потом живо снилось, а утром он первым делом рассказывал маме свои необыкновенные сны. Какой же ты у меня фантазер! Мама весело смеялась. А сынишка на долгих прогулках крепко сжимал обе руки - нежную мамину и жесткую мужскую ладонь. Прошло совсем немного времени, и Коленька уже не мог заснуть до тех пор, пока Друг Але не распахнет перед ним первую страничку новой, самой разволшебной сказки.

А когда малыш засыпал, то Леша читал свои сказочки его маме, неотрывно глядя в огромные, ясные и немного удивленные глаза. И кровать подолгу скрипела, словно безумная лодочная уключина. Но это были еще более волшебные сказки.

*

О К Т Я Б Р Ь

Я приникаю к самой щели,

ловлю волнующийся гам,

как будто звучно закипели

все письма, спрятанные там.

В этом году путина закончилась рано, и женский студенческий отряд вернулся с Курильских островов еще до холодов. Казалось, сильнее всех в нашем институте этого события ждал я, еще желторотый студентик. Чтобы продолжить вечерние прогулки с моею любимой, начатые этой весной. И еще, чтобы рассказать ей о своей поездке в альплагерь "Ак-тру", что находится на Алтае. Другие студотряды пока не возвращались, многие находились на отдыхе (в самоволке), и студгородок был катастрофически пуст. Что же, тем лучше. Будет меньше ехидных вопросов и снисходительных улыбочек в спину нашей парочке. Ошалевшей от счастья, которое внезапно свалилось, скорее всего, откуда-то с облаков. Она - лебедушка, хорошенькая своенравная пятикурсница, а я - голубь-сизарь, только чудом перелетевший на второй курс. Но мы словно не видели тогда вокруг себя ничего и никого. Не видели и видеть не хотели. Неприкаянные, без крыши над головой, мы просиживали до утра на заброшенной детской карусели в соседнем дворе и мечтали, мечтали вслух. А тут как раз такой случай.

Две ее соседки по комнате не успевали к началу учебы. И было решено ударить "по пиву". Сочная дальневосточная рыба осталась с путины, слайды - с Алтая, а больше-то нам ничего и не было нужно. К полуночи все было выпито и пересказано, но под крышей нам уже не мечталось. Андрюша, закрой, пожалуйста, глаза. Она легко скользнула к двери, щелкнул замок. И я сквозь прикрытую ресницами щелку с отчаяньем увидел, что из-под платья было снято буквально все. Во рту стало горько-горько и сухо, но я - ничего... Совсем неожиданно для себя встал. Зачем-то пнул попавшийся на дороге стул, крутанул болдушку замка и ушел, не оборачиваясь.

А вскоре она вышла замуж за командира наконец-то вернувшегося с работ институтского стройотряда. И теперь у нее уже трое детей.

*

Н О Я Б Р Ь

О, я б хотел, как в нору входит зверь,

Всем естеством в твою живую дверь,

Всем бытием, просящим страстной доли,

Войти, взыграть и источать свой зной,

Чтоб, голося от сладости и боли,

Ты, как младенцем, набухала мной.

В нашей школе, что в Центральном районе, признанными красавицами были молодая завуч и преподавательница литературы. Когда-то на одной из дискотек произошла историческая драка ребят других классов с нашим, "мужским". Мы тогда захватили обеих красавиц, напоили их шампанским и монопольно протанцевали и ними весь вечер.

Прошло время. Володя, знаменитый в школьных кругах бард и поэт, после той драки пытался поступить на филологический факультет. Кроме того, он успел поработать лаборантом на кафедре русского языка и "сисопом", после чего благополучно загремел в армию, "в пехтуру".

И вот он вернулся, решив сложить у длиннющих ног педагога свои поэтические опусы, которые захлестнули сердце и нещадно штормили в его душе все эти два долгих года. Армейские деды называли его труд записками на портянках. До начала второй четверти оставалось еще немного времени. И Володя, узнав, когда назначен установочный педсовет, решил поторчать у родной школы до тех пор, пока не встретит ее, Литеру.

Вдруг наш поэт почувствовал себя несчастнейшим человеком: преувеличенно смеясь, она вышла под руку с самодовольным физруком, который увез ее к себе. И, кажется, навсегда. Как-то сразу осунувшемуся парню был брошен взгляд, который не оставлял от надежды камня на камне: "Ну-ка, попробуй".