Виктор Некипелов - Институт Дураков

...Ага, в школе учился плохо? Оставался на второй год? - психическая аномалия.

...Ах, с тещей ссорился? Грозил, как она показывает, ей "уши отрезать"? - О, это уже мания, агрессивный бред.

Ну и т.д. Расскажу о своем деле - анекдотичный, но характерный факт.

Ретивый следователь Владимирской областной прокуратуры Дмитриевский поехал после моего ареста на Украину, в г. Умань, где я жил свыше трех лет назад. Допрашивал там многих, в том числе и директора витаминного завода, на котором я работал, М.Ф.Чернявского. Последний, сводя старые счеты, конечно, рассказывал обо мне всякую несусветицу, в том числе (и это записано в протоколе его допроса от 21.08.73 г.) сказал вдруг следующее: "Мне говорила Костенко, что Некипелов приглашал ее на вечера свободной любви"...

Стоп. "Вечера свободной любви..." Тут надо сделать некоторое пояснение.

Когда-то, в 1969 году, в день 8 марта, я прочел на небольшом банкете в заводской лаборатории, где тогда работал, несколько своих стихотворений, в том числе "Кизиловый лес" - лирические, интимные стихи:

...Мы вышли б, наверно, на берег иной,

чего-то сказать не умея,

но ты - наступаешь босою пятой

на скрытого в ягодах змея!

Мы падаем вместе, сплетаясь в одно,

в пуховую алость кизила.

О нет, мы не блудим, - мы давим вино

для тайного, светлого пира!

Об этом выступлении, конечно, тотчас донесли директору. А у нас с ним уже назревал конфликт на почве моей борьбы с показухой и очковтирательством на заводе, и Чернявский копил мой "криминал". Вот и эти стихи были туда занесены. Он так их потом интерпретировал, выступая на одном из собраний: "Некипелов пропагандирует свободную любовь!"

Слово было произнесено, заметьте. " С в о б о д н а я л ю б о в ь". Это 1969 год. А 21 08.1973 года в разговоре со следователем Чернявский еще более искажает: "Мне говорила Костенко, что Некипелов приглашал ее на в е ч е р а с в о б о д н о й л ю б в и ".

Следователь заинтересовался. Человечишка жалкий и пакостный, ему это тоже интересно - "вечера свободной любви"! Это, конечно же, что-то недозволенное, непотребное, а может быть ... и психически ненормальное?..

24.08.73 г. он допрашивает Л.И Васильеву, работницу заводской лаборатории, моего сослуживца. В ее протоколе - угодливое: "Да, я что-то слышала о вечерах свободной любви".

В тот же день допрашивается А.С. Костенко, также работница лаборатории и моя соседка по квартире. Запись: "О вечерах свободной любви с сухим вином (!) я знаю от Петрович (тоже моя сослуживица - В.Н.), но Некипелов меня туда никогда не приглашал".

Круг замкнулся. Ничего конкретного выяснить не удалось, "очевидца" не сыскали. Хотя слово осталось. Да еще обросло некими пикантными подробностями вроде "сухого вина". И диффамация, конечно, осталась.

И вот, не веря своим глазам, читаю в заключении первой, амбулаторной психиатрической экспертизы (в г.Владимире, 14.09.73 г.): "Некипелов принимал участи в вечерах свободной любви с сухим вином". Здесь уже говорится об этих злосчастных вечерах как об абсолютном факте, к тому же чуть не подтверждающем мою психическую нездоровость!

Думаете, на этом кончилось? Как бы не так. Любовь Иосифовна (старший научный сотрудник, кандидат наук!) тоже проявила живейший интерес к практике "свободной любви". Я рассмеялся ей в лицо. Тем не менее, "вечера свободной любви с сухим вином" перекочевали и в акт экспертизы института имени Сербского.

Кто бы мне все-таки объяснил, что же это за вечера такие?

Материалы уголовного дела проверялись врачами при беседах с испытуемыми. Собственно, это были те же допросы, только с психиатрическим уклоном. "Почему ты это сделал?" - "Как ты это сделал?" - "Что ты чувствовал при этом?"... Собирали "катамнез" - психиатрическую предысторию. Расспрашивали об условиях жизни, о детстве, учебе в школе, взаимоотношениях с родственниками и окружающими. Не вспыльчив ли, как память? Неизменно задавался вопрос: "Были ли ушибы головы". Все "тюлькогоны", конечно, говорили: "Да, да!" - и рассказывали всякие страсти.

Беседы с врачами проводились у кого как, но в общем-то не часто. Володю Шумилина в течение месяца вызвали два раза, Витю Яцунова - один. Мне в этом отношении "повезло" - за два месяца состоялось ч е т ы р е беседы, хотя из первых трех немного почерпнула Любовь Иосифовна. Уровень этих бесед был примитивен, вопросы банальны.

Существенным моментом для заключения было наличие психологического или даже нервного заболевания в прошлом. Скажем, сотрясение мозга, подтвержденного справкой. Нахождение на учете в психиатрическом диспансере было прямой путевкой в "дураки", таких признавали в 80 90% случаев.