Виктор Нель: Звезда и шар

-- Ну? -- повысив голос, с нажимом спросил старший сержант, останавливаясь у лифтов. -- Не знаешь?

Карнаухов похолодел. Он не знал, что сказать. На всякий случай вытянулся по стойке смирно и громко, по-строевому, ответил:

-- Никак нет, товарищ старший сержант!

-- Плохо, Карнаухов, плохо, -- задумчиво произнес Тетерин, недоверчиво рассматривая двери лифта. Двери были подозрительно влажны. -- А ты в корень гляди. Подследственного-то как зовут?

-- Самуил Елевич! -- радостно гаркнул Карнаухов.

-- Верно!... -- начал было Тетерин и осекся.

Двери лифта раскрылись, в открывшемся проеме между дверями тонкой пленкой ниспадала, паря, горячая вода, перекрывая проход.

-- Нештатная ситуация! -- заключил Карнаухов.

Тетерин не ответил. Лифт машина электрическая, как уебет через воду, зубов не соберешь.

-- Карнаухов! Отставить болтовню! В лифт шагом марш!

Новобранец Карнаухов парадным шагом, не отрывая рук от лампасов, проследовал в кабину. Легкие струи пробежали по фуражке и кителю, оставляя темные следы, над которыми поднялись струйки пара.

-- Кругом! -- он повернулся и замер.

Тетерин мешкал. Даже и без опасности электрошока, перспектива умыться кипятком не очень улыбалась.

-- Карнаухов! Отставить болтовню! Из лифта шагом марш! Пойдем по лестнице. -- он толкнул внутреннюю дверь, -- Так надежней.

В районе площадки девятого этажа Тетерин почувствовал резь в подреберье. Карнаухов полз следом, еле живой от одышки.

-- Так что нам дает имя подследственного? -- строго вопросил старший сержант.

На лице новобранца проступили мозговые извилины.

-- А дает оно нам понимание того, -- наставительно продолжил Тетерин, чувствуя, как отпускает резь -- что подследственный - лицо политическое. Вопросы есть?

-- Никак нет!

-- А раз нет, дальше попрешь меня на закорках, -- сказал командир отделения, поворачивая Карнаухова к себе задом и пригибая к ступеням. -- А по дороге делай выводы!

Мирная тишина площадки четырнадцатого этажа была нарушена веселым звоном крышки помойного ведра, сшибленного форменным ботинком. Вне сознания от натуги и одышки, Карнаухов вторым шагом вступил в ведро, растаскивая рыбную чешую. Тетерин молодцевато спешился. Он ловко оправил китель и вдруг с неудовольствием отметил, что брюки его с промежной стороны потемнели, намокнув от кителя Карнаухова. Будто уссался.

-- Карнаухов, смиррррна! -- гаркнул он всердцах и нажал на звонок. -Разговариваешь много. Вывод сделал?

Старший сержант с минуту не отпускал кнопку звонка. Его маленькие, острые глаза буравили Карнаухова как бормашина. Тот в ужасе молчал, глядя на брюки старшего сержанта. Высшая нервная деятельность практически прекратилась.

-- Ломать дверь? -- спросил он в отчаянии и повернулся правым плечом вперед.

-- Отставить! -- Тетерин съездил ему под дых ребром ладони. -- Да, много еще над тобой работы требуется, прежде чем в органы тебя ввести!

Новобранец начал глотать воздух, одновременно стараясь удержать стойку смирно.

-- А вывод ясный, как устав внутренней службы. -- наставительно сказал старший сержант, -- Лицо политическое для нас маловредительное. Ежли он нам дверь откроет, в лобешник тебе не заедет. Сколько раз мы сюда ходили?

-- Три, -- просипел Карнаухов.

-- Верно! И еще три раза придем. И еще тридцать три, если надо. А вот ежли мы дверь с петель сымем и возьмем Самуила тепленьким, прямо в зассаных кальсонах, тогда что?

Карнаухов молча моргал.

-- А тогда завтра ты, рядовой Карнаухов, -- с нажимом продолжил Тетерин, -- вместо культурной прогулки в жилмассив номер семь пойдешь на воровскую малину и получишь перо в бок. Потому что ты, Карнаухов, малограмотный и дурной по молодости. Вопросы есть?

-- Неет...

Они ходили туда еще семь раз. Потом перестали.

87.

Сквозь заплесневевшее окно с затянутой марлей форточкой виднелся обледенелый край крыши первого корпуса и огромная, как телебашня, красная кирпичная труба. Над ее верхушкой, поверх ледяных наростов, слегка мотало желтым.

Стол был пуст. Сквозь витиеватую вязь механизма черного репарационного Ундервуда просвечивали пятна кофе, намертво впитавшиеся в дешевый дерматин. Митя нажал круглую кнопку с покоричневевшей от времени буквой "О". Кнопка пошла вниз, вызвав суетливую эстафету механического кружева, закончившуюся выбросом кверху длинной тараканьей ноги, глухо, как боксер по набитой песком груше, стукнувшей по толстой слоистой пачке бумаг, перемежающихся копирками.