Елена Нестерина: Деньги на бочку !

А тем временем в его классе в течение недели у нескольких человек вновь пропали деньги. Невозможно было уже терпеть такое, так что ребята возмущались и негодовали.

- Нужно Брониславовичу пожаловаться! - кричал кудрявый Мамед Батыров, потрясая зажатой в кулаке кепкой.

- Пусть милицию вызывает! - пискнула Зоя Редькина.

- Ты что, Редькина, больная? - серьёзно посмотрел на неё Владик Федюшов. - Это же такой позор! Нельзя милицию. Нужно самим что-то сделать! Все помнят свои деньги? Какие суммы, какими бумажками? Я, например, свои помню. У меня на одной купюре какие-то цифры карандашом написаны. А на другой угол надорван.

- А у меня, а у меня... - вылез вперёд Антоша Мыльченко.

- А тебя, Гуманоид, вообще не спрашивают. - оборвал его Костя Шибай. Что ты суетишься? Подожди.

Антона затёрли в угол.

- Слушайте, а вообще странно... - выступила вперёд Даша Спиридонова. Всё ведь было нормально. Пока в наш класс...

- Новенькая не пришла! - догадался Владик Федюшов, но, точно сказал что-то нехорошее, тут же зажал рот рукой и оглядел своих одноклассников.

- Ой...

Все посмотрели на новенькую, которая невозмутимо сидела за партой, попивала минеральную водичку и читала книгу.

- У неё-то, небось, ничего не пропало. - прошептала Даша Зое Редькиной на ухо. - А так бы сейчас возмущалась бы бегала.

- Да. - согласилась Зоя и с ненавистью посмотрела на новенькую.

- Надо жаловаться. - решительно проговорил кто-то из ребят.

- А как жаловаться-то? - спросил Владик. - Доказательств-то никаких нет.

- И денежек наших тоже... - всхлипнул Антоша.

- Стало быть, нужно найти эти доказательства. - решительно заявил Костя Шибай, усаживаясь за парту.

Ведь давно шёл урок. Учитель географии Сергей Никитич с опозданием явился в класс, раскрыл журнал, огляделся, отмечая, что сегодня в седьмом "В" ведут себя потише, и принялся одного за другим вызывать учеников к доске и пытать их. Все вспомнили об этом и начали бояться...

Влюблённый Петр Брониславович тосковал. С удвоенной нагрузкой бегали и прыгали ученики под его руководством. Проходили дни за днями, и однажды Светлана Юрьевна с таинственным видом сама подошла к нему.

- Петр Брониславович, я и не знала, что вы поэт. - начала она.

- В некотором роде все мы поэты, Светлана Юрьевна, - взбодрился сразу Петр Брониславович.

- Я обнаружила ваши стихи ...

- В каком смысле мои стихи?

- Я понимаю, вы скромный. - Светлана Юрьевна готова была расхохотаться, уж очень Петр Брониславович был сейчас смешной. И стихи его тем более.

Но прозвенел звонок, и Петру Брониславовичу нужно было спешить на урок. Он удалился, а Светлана Юрьевна, оставшаяся в учительской, принялась показывать какой-то листок своим подружкам, которые долго и весело смеялись над тем, что там было написано.

Антон Мыльченко очень любил поэзию. Он читал множество поэтической литературы - и толстые тома, и тоненькие самопальные стихотворные сборнички современных авторов. И мечтал о создании собственного сборника... Чужие строчки не раз приводили его в восхищение, даже в экстаз. Антон плакал над ними. И не раз он трагически восклицал, наткнувшись на ту или иную строчку:

- Ну как же так?! Меня опять обскакали! Это же моя мысль, моя рифма! Украли, передрали... Эх, и как они об этом догадались у себя в девятнадцатом веке! Ведь это я придумал...

И он, обиженный, но вдохновлённый, бросался сочинять своё очередное произведение. Чужие стихотворные строчки и рифмы переплетались в Антошиной голове с его собственными. Такими стихи и ложились на бумагу - так что даже сам автор не мог уже определить, где он сам написал, а где какая чужая строчка затесалась. Любил Антоша поэзию, очень любил...

И верил, что она всем приносит удовольствие и счастье, да ещё и вершит людские судьбы. Так что обещание помочь Петру Брониславовичу в создании стихов для его возлюбленной, где описывались бы метания и страдания его влюблённой души, не было пустыми словами. Антон Мыльченко не терял времени даром.

И через несколько дней после встречи на ступеньках его сонет был готов. Самым лучшим своим почерком он написал его на двойном тетрадном листе и понарисовал во всех углах букетики цветов для красоты. Вышло замечательно:

Тот день запомню я надолго,

К тебе я подойти не смел.

Моя душа рвалась в осколки,

Но робость я преодолел.

Увидел я твой облик милый

Стояла ты вокруг девчат,

И плащик твой во тьме унылой

Весь развевался, как наряд.

Тебе готов был книгу дать,